"Виктория Холт. Мой враг - королева " - читать интересную книгу автора

быть постоянно начеку. Роберт Дадли был единственным, кому позволено было
переходить границы; но не однажды мне пришлось видеть, как она наносила
легкую пощечину ему: и в знак привязанности, и одновременно - того, что
она - королева, а он - всего лишь подданный. Но вслед за этим Роберт целовал
оскорбившую его руку, и это смягчало ее. В те дни он был очень уверен в
себе.
Вскоре стало очевидным, что она благоволит ко мне. Я танцевала так же
хорошо, как и она, хотя никто не осмелился бы признать это. При дворе никто
не танцевал лучше королевы; платье ни одной женщины не могло соперничать с
платьем королевы; красота ее была несравненна; она превосходила всех и вся.
Но мне хорошо было известно, что обо мне говорили как об одной из
красивейших женщин двора, - и королева знала это. Она называла меня кузиной.
Я не была лишена ни ума, ни остроумия; я не стеснялась показать это
королеве, и это не вызывало в ней недовольства. По-видимому, она искупала
свое пренебрежение к памяти погибшей матери тем, что благодетельствовала
своих родственников по линии Болейнов. Она видела в этом исполнение долга и
часто призывала меня к себе. В то время мы были почти подругами, - мы,
которых время разделит горечью зависти, ревности и ненависти, мы, которые
тогда часто вместе смеялись и наслаждались обществом друг друга. Она
всячески это показывала. Но она никогда не позволяла мне - или еще кому-либо
из красивых фрейлин - быть рядом, когда оставалась наедине с Робертом в
своих частных апартаментах. Я даже предполагала, что, чем более ее заверяли
в ее блестящей красоте, тем более она сомневалась в этом. Да и была ли бы
она красива без ее царственного положения, без величия власти? Была ли бы
столь же привлекательна? Я много раз задавала этот вопрос самой себе, но
было невозможно представить ее без всего этого, и настолько органичной
частью ее все это казалось. Я часто гляделась в зеркало и придирчиво изучала
свои длинные ресницы, свои четко обрисованные брови, сверкающие темные глаза
и довольно узкое лицо, обрамленное пышными медово-светлыми волосами, и
сравнивала свои черты с ее бледностью, с почти невидимыми бровями и
ресницами, с ее четким прямым носом, ослепительно-белой кожей, что делало ее
изысканно-утонченной. Я знала: любое непредвзятое мнение признало бы
первенство красоты за мною. Но ее королевское величие мешало признать это,
ибо она была солнцем, вокруг которого вращались все мы - планеты, и мы были
зависимы от нее: без ее света нас было не разглядеть. До того, как она стала
королевой, она была хрупка, слаба и некрепка здоровьем, у нее была полная
опасностей юность, и многократно она пребывала на грани жизни и смерти.
Теперь же, став королевой, она отбросила все свои болезненные недостатки, но
и, расставшись с ними, она сохранила деликатную нежность кожи и хрупкость
телосложения. Но, как бы там ни было, величие в осанке и внешности
сохранялось в ней, и в этом с ней не могла конкурировать ни одна женщина.
Она разговаривала со мной более откровенно, чем с большинством своих
придворных леди. Думаю, что здесь сыграла роль наша родственность. У нее
была страсть к одежде, и мы часто с ней свободно болтали о платьях и
нарядах. У нее было столько платьев, что, полагаю, даже придворная
гардеробщица не знала их числа. Благодаря стройной фигуре она была хороша в
любом фасоне, все ей было к лицу. Она выносила стоически и тугие корсеты, и
неудобные кринолины на китовом усе, которые мы носили при дворе, поскольку
они привлекали глаз к искусственно утонченной талии. Кружева и рюши на ней
были отделаны серебром и позолотой и украшены драгоценными камнями. В те дни