"Виктория Холт. Кирклендские забавы" - читать интересную книгу автора

- Благодаря чему имел удовольствие помочь вам. Убедившись, что
неловкость сглажена, я продолжала:
- Если вы не возражаете, я оставлю вас на минутку и схожу за Пятницей.
Вернувшись с собакой, я обнаружила в гостиной отца. Видимо, Фанни
уговорила его присоединиться к нам и ему пришлось уступить требованиям
приличий. Габриель рассказывал ему историю покупки Пятницы, и отец вел себя
самым светским образом: он даже изображал интерес к словам Габриеля,
которого, уверена, на деле не испытывал.
Пятница был еще слаб, однако сделал попытку приподняться в корзинке. Он
был искренне рад видеть Габриеля, который почесал его за ухом своими
длинными, изящными пальцами.
- Он вас полюбил, - заметила я.
- Но вы все равно занимаете первое место в его сердце.
- Я первой его увидела, - напомнила я, - и теперь никогда с ним не
расстанусь. Вы разрешите мне отдать вам ту сумму, которую вы уплатили
цыганке?
- Об этом не может быть и речи.
- Но мне бы хотелось, чтобы он был только моим.
- А он и так только ваш. Это подарок. Но, если позволите, я буду
справляться о его здоровье.
- А это неплохая мысль - завести в доме собаку, - проговорил отец,
подходя к нам и заглядывая в корзину.
Так мы и стояли, когда Мэри вкатила в гостиную чайный столик,
уставленный тарелками с горячими лепешками, хлебом, маслом и пирогом. Я
принялась разливать чай из серебряного чайника, чувствуя себя такой
счастливой, какой ни разу не была со дня приезда из Франции и какой обычно
бывала только в обществе дяди Дика.
Только много позднее я поняла причину своей радости: в доме наконец
появился кто-то, нуждавшийся в моей любви. У меня был Пятница. Тогда я еще
не знала, что у меня уже был и Габриель.

На протяжении следующих двух недель Габриель регулярно наезжал в
Глен-Хаус. К концу первой недели Пятница совершенно поправился: его раны
затянулись, а хорошее питание довершило лечение. Спал он в корзинке в моей
спальне и ходил за мной по пятам всюду, куда только мог. Жизнь моя
совершенно преобразилась.
Пятница желал быть не только моим спутником, но и защитником. Его
блестящие глаза глядели на меня с обожанием. Он помнил, что обязан мне
жизнью, и его преданность не знала предела.
Мы совершали прогулки вдвоем - я и Пятница. Только выезжая верхом, я
оставляла его дома, и когда возвращалась, он бросался ко мне с такой горячей
радостью, какую прежде проявлял при встречах со мной только дядя Дик.
Габриель все еще жил в "Черном Олене" и не торопился уезжать, что меня
несколько удивляло. Вообще многое в нем было мне непонятно. Даже когда
Габриель, казалось, откровенно рассказывал о себе, я чувствовала, что он
чего-то не договаривал. Он явно хотел в чем-то признаться, порой слова
готовы были сорваться с его языка, но каждый раз он не решался; должно быть,
на душе у него лежала какая-то мрачная тайна, в которой он и сам не
разобрался до конца.
Мы с Габриелем очень сблизились, да и отец, казалось, был к нему