"Виктория Холт. Римский карнавал [И]" - читать интересную книгу автора

Чезаре хочет, чтобы Лукреция сильнее любила его. Чезаре видел, что когда
дядя Родриго приходил навестить их, большая часть сладостей доставалась
Джованни; что всегда именно Джованни карабкался на колени к дяде и взлетал
вверх в его сильных руках; его целовал и ласкал кардинал, прежде чем
обратить внимание на Чезаре. Вот он и решил, что все остальные больше
должны любить его, Чезаре. Мать любила его сильнее. Няни говорили, что он
их любимец, да им ничего и не оставалось делать - если они станут говорить
иначе, он каким-нибудь образом сумеет отомстить им; они знали, что лучше
обидеть Джованни, чем Чезаре.
Лукреция, раз уж она могла отдать предпочтение одному из них, должна
проявить его к Чезаре. Он твердо решил это. Вот почему он даже чаще и
дольше стоял у кроватки сестры, вытянув руку, чтобы она обвила своими
крохотными пальчиками его большой палец.
- Лукреция, - шептал он, - это Чезаре, твой брат. Ты любишь его
больше всех.., больше всех. - Она смотрела на него своими широко открытыми
голубыми глазами, а он командовал:
- Смейся, Лукреция! Вот так.
Женщины подходили к колыбели посмотреть - как ни странно, обычно
Лукреция безоговорочно слушалась Чезаре. А когда Джованни пытался
заставить ее улыбнуться, Чезаре из-за спины брата строил страшные рожи, и
Лукреция начинала плакать вместо того, чтобы улыбаться.
- Этот Чезаре просто демон, - судачили между собой служанки, опасаясь
произнести эти слова при мальчике, хотя тому исполнилось всего пять лет.
Однажды, шесть месяцев спустя после рождения дочери, Ваноцца возилась
с цветами в саду. У нее были садовники, но она сама любила заниматься
этим. Ее растения были прекрасны, и она с воодушевлением ухаживала за
ними, потому что ее сад и ее дом были ей почти так же дороги, как семья.
Да и кто бы не гордился таким домом, фасад которого выходил на площадь, а
комнаты были светлыми, ничуть не похожими на мрачные помещения в других
домах Рима. У нее даже имелась своя собственная цистерна с водой, что было
большой редкостью.
Служанка - не та, которая восхищала Родриго, она давно покинула дом
Ваноцци - пришла сказать ей, что приехал Родриго, и с ним еще один
господин. Но не успела девушка сообщить это, как кардинал сам появился в
саду. С ним никого не было.
- Мой господин, - воскликнула Ваноцца, - ты застал меня в таком
виде...
Улыбка Родриго обезоруживала.
- Ты выглядишь просто очаровательно на фоне растений, - сказал он.
- Не хочешь пройти в дом? Я слышала, ты привел гостя. Служанкам
следовало встретить тебя внимательнее.
- Но я сам захотел поговорить с тобой наедине... Здесь, в саду, пока
ты занимаешься цветами.
Она испугалась. Она понимала, что он хочет сообщить ей что-то важное,
а даже вышколенные слуги имели привычку слушать то, что вовсе не
предназначено их ушам. Ледяной страх охватил ее: а вдруг он пришел
сказать, что их связи настал конец. Она всегда точно помнила, что ей
тридцать восемь лет. Она следила за собой, но в любом случае женщине в
тридцать восемь бесполезно соперничать с молоденькой девочкой; и едва ли
найдется девушка, способная устоять перед чарами кардинала.