"Коре Холт. Конунг: Человек с далеких островов ("Конунг" #1) " - читать интересную книгу автора

было тупое оружие, но сильное. После казни она уехала из страны.
Мальчик не был трусом. Пастор утешал и поддерживал его, пока его не
увели вешать, говорили, будто страх перед гневом епископа заставил ярла
разрешить это. Мальчику не завязали глаза. Но не для того, чтобы не мучить
его понапрасну. А для того, чтобы все люди, а их было много, могли видеть
смертельный ужас в его глазах и представили бы самих себя на его месте.
Мальчика медленно вели к виселице. Последнюю часть пути он плакал. Он был
такой маленький и не получил того воспитания, которое позволило бы ему
держать себя в таких обстоятельствах, как подобает сыну конунга. Когда на
шею ему накинули петлю, женщины зарыдали, и один монах с почерневшим,
искаженным болью лицом начал громко молиться в толпе. В этом заключалась
особая хитрость ярла - таким образом он мог выяснить, кто позволил себе не
согласиться с его волей. Потом мальчика вздернули на виселице.
Он умер не сразу, не так умирают на поле брани от смертельной раны. Его
смерть не была похожа и на смерть от тяжелой болезни. Тело его дергалось, он
умирал медленно, без крика, этому мешала веревка, сдавившая его шею.
Смотреть на это было страшно. Я с тяжелой душой ушел оттуда.
Эйнар Мудрый сказал:
- Я с тяжелой душой ушел оттуда, и я истолковал ярлу Эрлингу только
один сон. Но думаю, что в тот день я проявил больше мужества, чем за всю
свою жизнь. Ярлу приснилось дерево. Вы знаете, все, кому снятся сны, видят
во сне деревья. Деревья растут, становятся высокими, и толкователю снов
следует сказать, что это означает растущее величие человека и его рода.
Вполне возможно, что многие из них действительно видят во сне деревья. Они
слышат о таких снах с детства, самые умные заставляют себя видеть во снах
то, что нужно. Я сказал ярлу Эрлингу: этот сон обещает тебе и твоему роду
новую славу! Я сказал это в гриднице. И очень громко. Там собралось много
народу, ярл полагался на меня, он всегда заставлял толковать свои сны в
присутствии многих людей.
А нагнувшись к ярлу, я прошептал ему: но похоже, что в корнях дерева
есть какой-то изъян...
Потом я низко поклонился ярлу и ушел. В его глазах мелькнул страх. И я
понял, что меня больше никогда не пригласят толковать сны ярла Эрлинга.
Тем же летом на Фареры шел корабль, и на нем я вернулся домой.
Так говорил Эйнар Мудрый, тихо и медленно, мы со Сверриром, сперва
мальчишки, потом уже молодые люди, всегда молчали. По-моему, услыхав рассказ
о том, как ярл Эрлинг повесил мальчика Харальда, Сверрир молчал несколько
дней.
Таковы были мои первые встречи с норвежцами, йомфру Кристин, со
временем мне довелось лучше узнать их. И сегодня ночью мне хотелось бы
понять, правильно ли я поступил, покинув наше маленькое Киркьюбё, где мы
жили куда беднее, чем мне потом приходилось жить в Норвегии, но зато в
большей безопасности. Не знаю, правильно я поступил или нет, я мало что знаю
и мои знания становятся все меньше.
Думаю, что конунга Сверрира тоже порой одолевали сомнения, но он не
говорил мне о них, у него были свои тайники, где он хранил и обиды, и
сомнения. Знаю только, что и он, и я нуждались в том прощении, которым так
донимает меня Гаут, строитель церквей, и единственное, что меня спасает в
такие ночи, как эта в Рафнаберге, - это моя вера в милость Божью. Но и она
не безгранична.