"Вольфганг Хольбайн. Кровь тамплиеров" - читать интересную книгу автора

чувствовал себя таким подлым и отвратительным.
- Давай жить вместе счастливой семьей, - прошептала Лукреция
умоляюще. - Пожалуйста...
Конец фразы был прерван удушающим кашлем, когда Цедрик, внезапно
возникший словно из небытия, прижал к ее лицу платок, пропитанный
хлороформом. Фон Метц был слишком поглощен созерцанием ее ангельской красоты
и противоречивыми чувствами, чтобы заметить, как мягко к ним подкрался
Цедрик Чернэ. В который уже раз в своей бесконечно долгой жизни Роберт
проклинал себя, что слишком легко позволял себе отвлечься. Только сейчас он
заметил, что боковая дверь, через которую исчез священник, распахнута
настежь.
Лукреция была не в силах сопротивляться поджарому, но при этом
достаточно мускулистому тамплиеру, который напал на нее сзади. Она даже не
могла больше кричать и звать на помощь. Ее глаза расширились от ужаса, она
уже успела осознать, что сейчас произойдет то страшное, чему она до самого
конца не верила и изо всех сил надеялась помешать: сейчас он, Роберт,
отнимет у нее ребенка - ее сына! И затем, как видно, убьет его! В течение
нескольких мучительных мгновений, пока она отчаянно пыталась сопротивляться,
ее руки удерживали малыша. Затем ее тело обмякло. Фон Метц бросил меч и
подхватил младенца, чтобы тот не упал на каменный пол вместе со своей
потерявшей сознание матерью.
Ему так хотелось прижать его к груди, ласкать и гладить маленького
Давида, своего сына. Никогда и ни за что на свете он по своей воле не
пожелал бы с ним расстаться. Но вместо этого он быстро, хотя и осторожно
положил младенца между двумя серебряными подсвечниками на каменную плиту
алтаря. Чем дольше он будет держать ребенка на руках - он осознал это самое
позднее в ту секунду, когда вдохнул сладкий, нежный запах гладкой
младенческой кожи, - тем труднее ему будет осуществить принятое решение.
Он хотел насмотреться на него до того, как приставил клинок к маленькой
груди, в которой равномерно и спокойно билось сердечко размером едва ли
больше грецкого ореха. Давид встретил его взгляд с невинным любопытством
ребенка, который видел в этом мире едва ли больше, чем материнскую грудь и
круглые четки, которые он без устали крутил пальчиками. Его крошечные ручки
схватили острый клинок и...
О, проклятие! Роберт невольно отвел назад оружие - он не хотел, чтобы
ребенок порезался. Нет, видимо, он не способен выполнить то, что задумал.
Это же его родной сын, его кровь и плоть! Да простит его Святая Троица, но
он не может этого сделать. Если бы отточенным клинком тамплиерского меча он
пронзил сейчас грудную клетку малыша, его вовеки не простила бы его
собственная душа и собственное сердце, которое бы разорвалось от горя.
Он взял ребенка с алтаря, прижал к груди и поспешил за Цедриком,
оставившим бесчувственную Лукрецию на церковной скамье и удалившимся тем же
путем, которым так неожиданно появился.
Битва перед церковью тем временем продолжалась. На помощь Аресу
подоспели два новых бойца. Когда фон Метц достиг микроавтобуса, который
Цедрик припарковал за открытыми воротами, в стороне от церковной площади, он
увидел Бальдера, лежащего в луже крови. Арес был занят тем, что, как впавший
в неистовство берсеркер*, яростно молотил сопротивляющегося из последних сил
Уильяма. Фон Метц заметил также, как Менаш Папаль изготовился и поднял
клинок, чтобы одним мощным ударом перерезать шею Романа. Клокочущий звук,