"Николай Хохлов. Право на Совесть " - читать интересную книгу автора

- Будь спокоен! Поймаю.
Паренек положил наушники в жестяной котелок и через секунду все
остальные ребята сгрудились над импровизированным громкоговорителем, затаив
дыхание.
Отодвинувшись под елку, я пытался собрать свои мысли.
В двух шагах от меня Карл все еще рассматривал вместе с капитаном
разложенные по траве замусоленные кусочки карты-километровки и что-то горячо
обсуждал, водя пальцем между жирной линией московского шоссе и квадратиками
смиловических домов. Смешной у него язык, но вполне понятный. Они очень
подружились - Карл и капитан, как говорят, "с первого взгляда". Пусть
обсуждают. Меня лично вопрос "прикрытия автоматным огнем" при выходе в
деревушку, не беспокоит. Немцев в ней, видимо, нет и ничего с нами не
случится. Самое трудное начнется потом, когда мы пойдем от деревушки к
Смиловичам. Там уже никакие автоматы не защитят. Все будет зависеть от
счастья и от нас самих. Главное, не струсить при первом препятствии и не
побежать обратно. По бегущим стреляют и обычно убивают. За Карла я спокоен.
Он-то готов на все. А я? Дело не в страхе. Неизвестно, как я себя буду
чувствовать в случае реальной опасности. Но, впереди - убийство Кубе.
Настоящее, хладнокровное убийство. Ну, и что же? А Лужица? Накануне, когда
Куцин показывал на карте, как выскользнуть из кольца, я спросил его, почему
на месте партизанского аэродрома стоит надпись "Лужица".
Он ответил просто.
- Наоборот, Николай. Аэродром на месте Лужицы. Там была деревня.
Гитлеровцы в прошлую блокаду сожгли ее начисто и угнали жителей.
Аэродром на месте деревни... А школа в Столбцах, ближнем к лагерю селе?
Черная запекшаяся масса человеческих тел. Деревянные стены сгорели, а люди,
загнанные в школьный зал прикладами, так и остались прижавшимися друг к
другу, даже после дикой смерти в огне и дыму. Я же видел все это своими
глазами, а не вычитал в газете... Да, что там. Какие могут быть колебания...
Я подымаюсь и иду обратно к радиостанции. Надо скорее кончать все и
двигаться в Минск. Действительно - заждалась Вильгельма Кубе могила.
Тридцать минут на исходе. Москва снова появляется в эфире. Я принимаю
короткую телеграмму. Оператор передает: "73" - лучшие пожелания" и мы с ним
прощаемся. На этот раз по-настоящему и, наверное, надолго. Моя радиостанция
останется на хранение у капитана. Связь из города будет вестись через
курьеров. Один из них, Маруся, уже ушла накануне в город. Куцин нашел ее в
одной из деревушек вблизи партизанского района. Маруся часто бывала в Минске
и имела там много знакомых. В 1943 году ей было лет 20. Хорошенькая,
отчаянная по характеру, она умела благополучно проскальзывать через немецкие
контроли. Маруся знала, что "немцы", которым ей предстоит помогать -
советские разведчики. В руках девушки не раз уже были жизни наших людей и ей
можно было довериться.
Одна из Марусиных подруг уехала в Киев и позволила ей жить в пустующем
домике на окраине Минска. По плану Куцина, этот домик должен был послужить
для нас первым пристанищем в городе.
Но до Минска надо еще добраться. Я показываю расшифрованную телеграмму
Карлу. Она касается и его.
"Товарищам Волину и Виктору. Выход разрешаю. Счастливого пути. Будьте
осторожны. Андрей".
"Андрей" - это Судоплатов.