"Рольф Хоххут. Берлинская Антигона " - читать интересную книгу автора

воображение к доске под гильотиной, куда ее пристегнут ремнями, и перед
глазами ее неотступно стоял облицованный желоб для стока крови позади
помоста: голова, отделенная от туловища, продолжает жить еще долго, слепая,
но, видимо, в полном сознании - и живет иногда целых полчаса, тогда как
смерть на виселице, как правило, наступает скоро. Подобным утверждением
генеральный судья пытался однажды оправдаться перед своей семьей в том, что
"изменников", которым отказано в расстреле, он приговаривает к петле, и
ничем иным Бодо не мог тогда успокоить Анну. Как же теперь придется страдать
ему, когда он узнает, что предстояло ей? Ибо женщин - и это он тоже сказал
ей тогда - женщин согласно предписанию фюрере приговаривают к гильотине...
Однако позднее, когда дверь камеры отперли для пастора, она решила не
отрекаться от своего поступка. Лицо пастора осунулось. И то, что он не сразу
смог заговорить, на несколько мгновений дало Анне силу изобразить
хладнокровие. Сейчас, думала она, пастор скажет, что ей уже вынесли
приговор. Она дала ему понять, что он может сказать ей это. И тогда он
пробормотал, поддерживая ее и сам еле держась на ногах: "Ваш жених...
Бодо... застрелился в русской хате".
Немало времени прошло после этих слов, прежде чем она расслышала
дальнейшее: "У него нашли только ваше письмо... Он получил его за полчаса
до..."
"Письмо?" - И он прочитал в ее глазах, что она его не поняла. Бодо не
писал даже своей матери. "Никакого письма... Ничего... для меня?.."
Пришлось пастору сказать все. "Бодо хотел быть с вами... поймите!" -
вымолвил пастор, и веки его дрогнули. Он вынужден был повторить свои слова:
"Бодо хотел быть с вами. Он ведь считал... он думал, что вы... что вас...
уже нет в живых".

Вскоре Гитлер наградил генерального судью высшим орденом за военные
заслуги и лично принял в своей главной квартире этого человека, который от
частых слез стал еще преданнее. В тот же день за столом приближенные впервые
услышали, как фюрер с горечью сказал о лишенном власти, но все еще высоко им
превозносимом Муссолини: глава итальянского государства мог бы взять себе за
образец этого германского судью, который с героическим самообладанием
поставил государственные соображения выше семейных чувств - мог бы наконец
набраться мужества и расстрелять в Вероне своего зятя-изменника графа Чиано.
Своего обещания генеральный судья не отменил, но теперь - после смерти
Бодо он два дня не ходил на службу - он был уже, наверно, не в состоянии
вырвать преступницу из пущенной машины уничтожения. Эта машина автоматически
захватила Анну в тот момент, когда ее уже как "пакет" перевели в тюрьму на
Лертерштрассе. Это был специальный термин для "пациентов с нулевым шансом на
жизнь", как выражались выдающиеся господа юристы, сохранявшие остроумие
почти в любой ситуации.
Термин "пакет" означал: в качестве юридического лица списана со счетов
и передана для обезглавливания и последующего использования трупа под
официальным наблюдением. Счет за судебные издержки, а также за тюремное
питание, услуги палача и "почтовые расходы" - когда речь шла о политических
преступлениях - высылался родственникам казненного, а в случае "ненахождения
таковых" или если это были иностранцы - оплачивался из государственной
казны.
С тех пор как Анна узнала, во что Бодо оценил жизнь без нее, она и сама