"Рольф Хоххут. Берлинская Антигона " - читать интересную книгу автора

Из страха Анна выкопала не слишком глубокую яму. Большим ножом она
аккуратно отделила толстый слой травы и мха, а ее настороженный взгляд
всякий раз, когда она поднимала голову, падал на крыши горящих домов, словно
в жерло печи. Весь Берлин с хаотической деловитостью спешил тушить пожары, и
Анну увлек этот горячий водоворот, когда, сразу же после отбоя, она с ручной
тележкой покинула двор университета. Об этом позднее и смогла вспомнить
доносчица, соученица Анны. Фридрихштрассе, уже догорая, вздыбилась огненным
смерчем к небу, будто полыхающее знамя опустошения. А тут, как мирный
островок, отделенный морями от оргии яростного огня, лежало темное кладбище.
Никто ей не мешал. Закрытая с улицы буйными кустами форзиций, а со спины -
готическим склепом, она копала не спеша и бросала землю на брезент, которым
до того было покрыто тело брата. Она даже не почувствовала напряжения, когда
сняла тело с тележки и, приподняв еще раз, уложила в могилу. Но она избегала
смотреть на искаженное лицо, потому что днем, когда она выбежала из
анатомического театра, ее вырвало. Она покрыла брата своим плащом. От
облегчения, а также и оттого, что именно теперь его надо засыпать навсегда,
она разрыдалась - и потом она подумала, что ей уже не скрыться: ноги, юбка,
руки были сплошь перепачканы влажной землей. Из последних сил она забросала
могилу. Уж потом, когда, снова став на колени, она хотела положить дерн на
прежнее место, ее осенила догадка, что после этой огненной ночи десятки
тысяч жителей Берлина будут испачканы точно так же. И она решила не
торопиться. Бережно убрала землю, остатком присыпала корни кустов и
придавила мох руками. Прежде чем выйти с ручной тележкой на улицу, она
огляделась по сторонам и подождала, пока мимо загрохочет грузовик, а метров
через пятьсот она добралась до первого горящего дома; несколько поодаль двое
из гитлерюгенда потребовали у нее пустую тележку, уложили туда чемоданы,
корзинки, а сверху усадили бившуюся в истерике женщину, которую они вытащили
из подвала в полной сохранности. Анне они обещали доставить тележку завтра к
главным воротам Кладбища инвалидов, а лопату и брезент она забросила в
дымящиеся развалины. Позднее она нашла кран, с которого пожарники только что
отвинтили шланг, и вымыла руки, лицо и ноги. А позади нее уносили трупы. Она
бросилась прочь от разрушенных улиц, желая укрыться у Бодо, охваченная
мучительной жаждой жить, чтобы забыть эту жизнь.
Анна охотно описала бы ему все это теперь, когда страх опять согнал ее
с нар, а четыре квадратных метра камеры вдруг съежились и ушли из-под ног,
словно люк под виселицей. Ей не хотелось, чтобы он узнал, в каком она
отчаянии. Поэтому она заставила себя написать, будто после того, что она
сделала, смерть не кажется ей бессмысленной. Это была правда, но не полная
правда. Такой же искренней была Анна, уверяя Бодо, что не может бояться
смерти, когда бесчисленные поколения уже находятся "по ту сторону"; о том
же, что она с содроганием хватается рукой за горло всякий раз, когда
подумает о смерти и об анатомичке, Анна умолчала. Наконец она даже нашла
известное успокоение в банальной мысли: так много людей сейчас умирает
каждый день, и большинство даже не знает, чего ради, - значит, я тоже сумею.
Докапываться до смысла она считала дерзостью; теперь она могла думать так:
многие уже там, рано или поздно там будут все, и я должна, должна
удовольствоваться этой истиной.
Но последнее она пыталась скрыть даже от самой себя. Браденбург стоял и
дожидался. Ей хотелось вложить в письмо хоть небольшую поддержку, хоть
единственное словечко, которое осталось бы с ним, с Бодо, и, увидав через