"Иоанна Хмелевская. Версия про запас" - читать интересную книгу автора

шипение, по которому догадалась, что она в бешенстве. Гость продолжал
орать:
- Уж мне-то такие вещи говорить не надо, ребенок много не съест,
водки не пьет, а ведь они были люди не бедные. А внучка-то об этом знает?
О, уже вижу, что не знает. Нетрудно было догадаться...
Каким-то образом тетке удалось его утихомирить. Смысл его речей дошел
до меня позже, тому невольно помогла пани Крыся. Пани Крыся, должница,
возвращавшая долг порциями, пришла как раз на следующий день и ядовито
заметила что-то о том, как обдирают бедную сироту. Я услышала се слова,
потому что дверь в комнату была открыта, а я в это время шла из ванной в
спальню. Пани Крыся смотрела на меня, тетка тоже глянула в мою сторону, и
меня вдруг поразило выражение ее лица. Я поняла, что бедная обдираемая
сирота - это я!
Несмотря на такое житье, в кретинизм я не впала, голова, слава Богу,
работала. У меня появились подозрения. Сбежав с урока, я отправилась к
дому моей покойной бабушки. Я смутно припоминала, что соседка была давней
бабушкиной приятельницей, и, как оказалось, не ошиблась.
Я застала старушку дома и представилась. Мой визит ее очень
взволновал. О финансовой стороне дела я спросила напрямик, мотивируя
вопрос беспокойством, не объедаю ли я мою тетю, старую беспомощную
женщину. Выяснилось, что незнакомый мне бугай прорычал чистую правду и
замечание пани Крыси также было вполне справедливо: бабушка оставила тетке
очень много денег, предназначенных на мое воспитание, кроме того, тетка
продала квартиру бабушки за какую-то безумную цену и все забрала себе. По
моим подсчетам, этих денег хватило бы на двадцать лет жизни в роскоши даже
при нынешних ценах, а ведь десять лет назад все было дешевле. На деньги
мне было наплевать, но квартиры я не могла ей простить. Квартира
принадлежала также моим родителям и должна была перейти мне! Ее можно было
бы сдавать, получать доход, а потом, став взрослой, я могла бы там жить.
Бунт мой носил рациональный характер. Для начала я не позволила
отлучить меня от рисования. Учительница говорила, что у меня есть
способности. Я солгала, что нам добавили учебных часов, и оставалась в
школе подольше, учась живописи. Отлично понимая, что самостоятельная жизнь
требует денег, я хотела заняться репетиторством, но тетка мне не
разрешила. Тогда я стала делать рекламу. Я была способной, дешевле
обходилась работодателям и потому получала заказы, но один-два свободных
часа в день, добытых с помощью вранья, ограничивали мои возможности. Много
я заработать не могла, но даже та малость сильно изменила мою жизнь. У
меня наконец-то появились собственные деньги.
Когда мне исполнилось семнадцать лет и я получила аттестат зрелости,
случилось чудо. Та самая учительница рисования, с которой мы в конце
концов подружились, собралась в Штаты, ориентировочно года на два, и
оставляла однокомнатную квартиру, полную цветов. За цветами кто-то должен
был ухаживать, и она предложила мне пожить там.
Я поверить не могла своему счастью. Выехала от тетки. Разрешения не
спрашивала, просто объявила, что я уже совершеннолетняя и хочу сменить
квартиру. Переезд не доставил трудностей: у меня ничего не было, а взять с
собой ничего не дозволялось. Я поступила в Академию художеств, как сирота
получила стипендию, могла наконец заработать на рекламе, так что мне было
на что жить. Я впала в эйфорию, часами бродила по городу, навсегда