"Владимир Хлумов. Думан (из Книги Писем)" - читать интересную книгу автора

Вечером за ужином я не выдерживаю и объявляю пари. Стол удивленно
затихает, ожидая, например, что я достану револьвер и предложу сыграть
в русскую рулетку. Но я поступаю проще, я ставлю бутылку добротного
армянского коньяка тому, кто решит первым математическую задачу из
моего абитуриентского прошлого. Это мировое скопище мозгляков из
почтенных научных центров бросается в бой, в особенности английские
Кэмбридж и Оксфорд, а вслед и Массачусетский технологический в лице
Тони. Все погружаются в простую с первого взгляда проблему. Я-то знаю,
чем это все кончится. Выползаю из-за стола, прячу экономный скарб в
холодильник и разваливаюсь в том самом шезлонге, шепча про себя
волшебное "думан-думан..."

Не успеваю докурить первую сигарету, как появляется Руфь с
неправильным решением. Я объясняю, в чем ошибка, и опять остаюсь в
одиночестве. Теперь надолго. Через часик Руфь появляется снова, и мы
идем к доске, на которой тоненькая рука выводит более сложный вариант
решения, впрочем, тоже неправильный. Она удивленно смотрит на меня
своими прекрасными глазами, наверно, осознавая, что я не такая простая
штучка. К нам изредко подбегают с победным видом наши высоколобые
друзья. Она сама развеивает их радужные надежды получить тут же
коньяк. Мы наконец остаемся в одиночестве, и она - о, нетерпеливая
уязвленная молодость! - просит показать решение. Она поражена его
простотой и изяществом, но все-таки слегка расстроена. Я ее
успокаиваю, как могу, мол, задачка-то на самом деле непростая, мол, и
обстановка неподходящая, и замолкаю.

- Тут вас все обсуждают, - шепчет она.

Поскольку такое редкое явление на закрытом западном воркшопе, я в
цетре внимания, и следят даже за тем, как я держу вилку и нож.

Я смущен и в то же время обрадован ее взаимностью. В ответ на мой
она раскрыла свой секрет и тем самым как бы вступила со мной в тайный
сговор. Воодушевленный таким продвижением, заговорщицки шепчу:

- Теперь у них надолго хватит других забот, - и поздно
спохватываюсь, сообразив, что слишком забегаю вперед. Здесь она,
следуя моим представлениям о холодной английской чопорности, должна
была бы вежливо улыбнуться моему нахальному выпаду и молча отойти. Но
она улыбнулась тепло и начала что-то выводить на доске. Возникла
странная напряженная пауза. Она отвернулась к доске, и мне кажется,
что наш разговор таки закончен и надо бы мне ретироваться, но уходить
не хочется. Плавная изогнутая линия, проведенная создателем по тыльной
стороне руки вниз к бедрам, слегка покачивается в такт поскрипыванию
мелка. В неясном свете далекой лампы первым легким загаром чуть
поблескивает нежная бархатистая кожа. Страшно не хочется говорить о
математике.

"СЕРЕХА", читаю по детски выписанную кирилицу.