"Джеймс Хайнс. Расклад рун ("Издай и умри")" - читать интересную книгу автора

скептицизмом по отношению к молодым и еще большим к женщинам, опубликовали
более чем прохладные рецензии на ее книгу.
Научная репутация Вирджинии так и не восстановилась полностью после
названной неудачи с книгой, и, несмотря на более свободную и современную
атмосферу, царящую в Лонгхорне, где ее поощряли на смелые исследования с
прорывом в настоящую теоретическую концептуальность, она, как совершенно
справедливо заметил Ле Фаню, себя работой особенно не утруждала. Перед
Вирджинией замаячила реальная опасность жизненного фиаско, перспектива
закончить жизнь "училкой" в какой-нибудь задрипанной школе.
- Вам необходимо опубликовать по крайней мере еще одну работу до конца
учебного года, - был вердикт Ле Фаню в ресторане на берегу реки, - в
противном случае контракт с вами не продлят.
Тем же вечером Вирджиния села за ноутбук и открыла главу из своей новой
книги о францисканской миссии на Рапануи - острове Пасхи. Несмотря на
прохладной прием первой книги, Вирджиния, работая над второй, не утратила
научной смелости и начала с ниспровержения преобладающей точки зрения на
характер вхождения европейской культуры в культуру Океании. Она едко
раскритиковала старинные мифы о якобы доступности полинезиек, о том, что они
почитали белых мужчин как богов и что конец жителей Рапануи был печален, так
как они съели друг друга.
Вирджиния провела практически всю ночь за работой, сокращая главу,
делая ее более удобочитаемой, подчеркнув и выделив основные идеи, в общем,
сотворив из нее отдельное самостоятельное произведение. Когда неоновые огни
на уступах небоскребов Ламара погасли и первые лучи солнца начали
пробиваться сквозь жалюзи окон гостиной, она распечатала свою работу, потом
обхватила голову руками и зарыдала, ибо знала, что единственный шанс
опубликоваться до срока, назначенного заведующим кафедрой, зависит от
благоволения Виктора Кар-свелла.
На факультете, состоявшем в примерно равной степени из уже неплохо
устроенных в жизни и от того давно впавших в профессиональную меланхолию
белых мужчин среднего возраста и из гораздо более разношерстной компании
энергичных и амбициозных молодых преподавателей, Карсвелл занимал особое
место. Он одновременно являлся обладателем самого громкого имени на
факультете и тем, чья звезда уже закатилась дальше и ниже всех. В течение
двадцати лет он был профессором в университете из "Лиги плюща", ведущим
преподавателем исторического факультета университета в Провиденсе. Карсвелл
считался одним из главных специалистов по проблемам истории исследования
Океании европейцами, чуть ли не новым Биглхоулом. Он также был известен
своей исключительной амбициозностью. Когда-то он чуть было не стал
заведующим той кафедрой, на которой работал в Провиденсе. Каким-то
загадочным образом в уточенной и крайне напряженной атмосфере
университетской жизни "Лиги плюща" соперники Карсвелла, отличавшиеся не
меньшим самолюбием, амбициями и жесткостью характера, вдруг начинали
отступать в столкновениях с ним, без причины складывали оружие и в конце
концов оказывались на научной обочине, а Карсвелл как ни в чем не бывало
спокойно продвигался к вершинам.
И вот тут-то разразился скандал. В Провиденсе, правда, сумели его
замять, однако все равно повсюду ходили слухи о какой-то запутанной истории
с рукописью, плагиате и о самоубийстве одного из аспирантов Карсвелла.
Карсвелл неожиданно для себя был вынужден искать работу, и теперь на его