"Джеймс Хилтон. Утерянный Горизонт [H]" - читать интересную книгу автора Понимая, что большая часть этого разговора была излишне агрессивной,
Кануэй уже хотел вмешаться, когда, все с тем же безграничным достоинством, последовал ответ: "Я лишь в том могу уверить Вас, господин Мэллинсон, что отношение к Вам будет достопочтенное, и в конечном итоге Вам ни о чем не придется жалеть." "В конечном итоге?" выделяя каждое слово воскликнул Мэллинсон, но в этот момент были предложены вино и фрукты что помогло избежать сцены. Угощение было распаковано идущей группой, рослыми жителями Тибета в овчинах, меховых шапках и ботинках из кожи яка. Вино имело приятный вкус, не уступая хорошему рейнвейну, когда фрукты состояли из безупречных по спелости манго, вкусных почти боли, после стольких часов голода. Мэллинсон пил и ел с тупым наслаждением; но Кануэй, избавленный от непосредственных волнений и не желающий лелеять будущие, раздумывал каким образом можно возделывать манго на такой альтитуде. Ему так же была интересна гора за пределами долины; по любым стандартам вершина была сенсационной, и его охватывало удивление от мысли что какой-нибудь путешественник еще не использовал ее для того рода книги, что непременно вызывает поездка в Тибет. Глядя на гору, он вообразимо взбирался по ней, выбирая пути по col и couloir до того момента пока Мэллинсон не вернул его внимание обратно на землю; он оглянулся вокруг и заметил что китаец серьезно на него смотрит. "Вы созерцаете вершину, господин Кануэй?" последовал вопрос. "Да. Это прекрасное зрелище. Я полагаю, у нее есть имя?" "Она зовется Каракал." "Не думаю, я когда-нибудь о ней слышал. Она очень высока?" "Более двадцати восьми тысяч футов." существовать что-либо такого масштаба. Была ли она изучена должным образом? Кому принадлежат эти измерения?" "Кому по-Вашему они могут принадлежать, мой милый господин? Что есть несовместимого между монашеством и тригонометрией?" Кануэй проглотил сказанное и ответил: "О, совсем ничего, совсем ничего," после чего вежливо рассмеялся. Неудачная шутка, подумал он, но та, из которой нужно было извлечь все возможное. Очень скоро начался поход в Шангри-Ла. Медленно, под несложными наклонами, восхождение продолжалось все утро; но так как подобная высота вымагала физических усилий, энергии достаточной для разговоров ни у кого не было. Китаец путешествовал в роскоши, в своем кресле, что могло показаться неблагородным, если бы сидящая в царственном сидении Мисс Бринклоу не выглядела бы абсурдно. Разряженный воздух беспокоил Кануэйя меньше чем остальных, и он с трудом пытался уловить случайный разговор носильщиков кресла. Тибетский он знал очень слабо, достаточно для того лишь, чтобы понять, что люди были рады вернуться в монастырь. Он не мог, даже если бы ему хотелось, продолжить беседу с их лидером, так как последний, с закрытыми глазами и лицом наполовину спрятанным за занавесками, казалось, был погружен в мгновенный и хорошо спланированный сон. Между тем солнце пригревало, голод и жажда были облегчены, если не удовлетворены, и воздух, чистейший, как с другой планеты, с каждым вдохом становился более драгоценным. Дышать нужно было обдуманно и осторожно, что, не смотря на начальное состояние замешательства, через время побуждало к |
|
|