"Джеймс Хилтон. Утерянный Горизонт [H]" - читать интересную книгу автора

заключений, и считаю Дарвина хуже любого жителя Тибета. Мои убеждения
строятся на Библии."
"Фундаментализм, я полагаю?"
Но по всей видимости Мисс Бринклоу не поняла термина. "В свое время я
принадлежала к Л.О.М.," прокричала она тонким голосом, "испытывая, однако,
разногласия по вопросу баптизма младенцев."
Кануэй все еще находился под впечатлением того, что это было скорее
комическое замечание, пока ему не пришло в голову что под инициалами
подразумевалось Лондонское Общество Миссионеров. Все еще рисуя неудобства
проведения теологического спора на Юстонской Станции, он начал подумывать,
что в Мисс Бринклоу было что-то весьма интересное. Он даже пустился в
размышление о том, не предложить ли ей что-нибудь из своих вещей на ночь, но
решил что она, похоже, была жилистее чем он. И свернувшись калачиком, он
закрыл глаза и легко, спокойно уснул.
А полет продолжался.
Их разбудил внезапный крен машины. Кануэй ударился головой об окно и на
мгновение был ошеломлен; обратный крен кинул его барахтающимся между двумя
рядами сидений. Значительно похолодало. Первым делом он машинально глянул на
часы; пол-второго, проспал он, должно быть, прилично. В ушах стоял хлопающий
громкий звук, который поначалу он принял за воображаемый, но потом сообразил
что мотор был выключен и самолет двигался против ветра. Он выглянул в окно и
совсем близко увидел бегущую внизу землю, смутную, улиточно-серую. "Он будет
садиться!" закричал Мэллинсон; и Барнард, так же выброшенный из своего
сидения, мрачно ответил: "Если ему повезет." Мисс Бринклоу, которую вся эта
суматоха, казалось, волновала меньше всего, поправляла шляпку с тем же
спокойствием, как если бы перед ней простиралась гавань Довера.
Вскоре самолет достигнул земли. Но в этот раз приземление было плохим
- "О, Господи, как дурно, проклятие, как дурно!" стонал Мэллинсон
вцепившись за свое сидение в течении десятисекундной тряски и грохота. Было
слышно как что-то натянулось и треснуло, взорвалось одно из колес. "Это
добило его," он добавил в тонах страдания и пессимизма. "Поломка в хвосте, и
мы застряли здесь, это уж точно."
Кануэй, неразговорчивый в ситуациях кризиса, вытянул свои отекшие ноги
и пощупал голову там где он ударился об окно. Синяк, ничего страшного. Надо
было что-нибудь сделать, чтобы помочь этим людям. Но когда самолет
остановился, из всех четырех он встал последним. "Спокойно," обратился он к
Мэллинсону когда тот, взломав дверь кабины, готовился выпрыгнуть наружу; и в
относительной тишине, жутко, донесся ответ юноши: "Незачем быть спокойным -
все это выглядит как конец света - так или иначе, вокруг ни души."
Мгновение спустя, в дрожи и холоде, они все смогли убедиться что так и
было. Кроме неистовых порывов ветра да поскрипывания их шагов, не доносилось
ни звука, и чувство того, что они находятся во власти чего-то сурового и
по-дикому меланхоличного - настроение пропитывающее землю и вохдух вокруг
- легло на души. Луна скрылась за облаками, и звездное небо освещало
громадную пустоту поднимающуюся вместе с ветром. При отсутствии знания или
мысли, можно было бы подумать что этот унылый мир был вершиной горы, и что
восходящие с него горы были горы на вершинах гор. Их целая цепь светилась на
далеком горизонте словно ряд собачих зубов.
Мэллинсон, в горячке деятельности уже направился к кабине. "Кто бы ни
был этот красавец, на земле он не вызывает страха," он кричал. "Cейчас я за