"Джеймс Хилтон. Утерянный Горизонт [H]" - читать интересную книгу автора

находилось совсем не там, где, по его представлению, должен был быть
Пешавар. "Я не узнаю эту часть света," он заметил. Потом, более
конфиденциально, чтобы не расстревожить остальных, он добавил прямо на ухо
Мэллисону: "Похоже ты прав. Парень действительно сбился с пути."
Самолет устремлялся вниз с бешеной скоростью, и по мере этого,
температура воздуха быстро росла; палящая под ним земля напоминала духовку с
неожиданно распахнувшейся дверцей. Вершины гор, одна за другой, поднимались
над горизонтом зубчатыми силуэтами; теперь полет шел над изгибающейся внизу
долиной, сплошь укрытой камнями и остатками высохших водных русел. Картина
напоминала пол, засоренный ореховой скорлупой. Самолет подбрасывало и
ударяло в воздушных ямах с тем же неудобством, как если он был гребной
лодкой воюющей с морем. Все четверо пассажиров были вынуждены держаться за
сидения.
"Кажется, он вздумал садится," хрипло крикнул американец.
"Он не сможет!" резко ответил Мэллисон. "Надо быть сумасшедшим чтобы
даже пытаться! Он разобьется и после - "
Не смотря ни на что пилот таки приземлился. Небольшое чистое
пространство открылось у одной стороны оврага, и с замечательным умением
машина была подброшена и остановлена полностью. Последующие события, однако,
ситуацию не улучшили, а наоборот, намного ее усложнили. Толпы бородатых
туземцев в тюрбанах подступили со всех сторон, окружая самолет и успешно
предотвращая высадку кого-либо за исключением пилота. Последний выкарабкался
на землю и вступил с ними в оживленную беседу из которой выяснилось, что он
не только не Феннер, но и совсем не англичанин, и скорее всего, даже не
европеец. В это время канистры с бензином были принесены из близлежащей
свалки и опустошены в исключительно вместительные цистерны. Крики четырех
заточенных пассажиров были встеречены усмешками и пренебрежительным
молчанием, тогда как малейшая попытка высадки вызывала угрожающее движение
множества винтовок. Кануэй, немного знающий Пэшто, пытался обратиться к
туземцам насколько позволяло ему знание языка, но безуспешно; в то время как
пилот на любое замечание любого наречия лишь многозначительно размахивал
пистолетом. Полуденное солнце, пылающее на крыше кабины, накалило воздух
внутри до такой степени, что находящиеся там люди почти теряли сознание от
жары и усилий протеста. Но, по сути, они были бессильны; условием эвакуации
было полное отсутствие оружия.
Когда, наконец, цистерны были закручены, через одно из кабинных окон
была передана канистра из под бензина наполненная тепловатой водой. Ни один
из вопросов не получил ответа, не смотря на то, что персональной вражды
никем высказано не было. После дальнейшей беседы пилот снова забрался в
кабину, пэтен[1] неуклюже крутанул пропеллер, и полет был
продолжен. Взлет с этого ограниченного пространства при дополнительной
нагрузке бензина, был еще более внушителен чем приземление. Самолет взмыл
вверх, в глубь туманных паров; затем повернул на восток, как если бы
устанавливая курс. Была середина дня.
Удивительнейшее, загадочное дело! Не успела прохлада воздуха освежить
их, как пассажиры с трудом верили, что подобное действительно имело место;
беззаконие, которому среди всего бурного архива границы никто не мог
провести параллели или вспомнить прецедента. Это было бы, безусловно,
невероятно, если бы они сами не были потерпевшими. Глубокое, исчерпавшее
себя возмущение сменилось, как это обычно бывает, недоверием и тревожными