"Сьюзен Хилл. Я в замке король " - читать интересную книгу автораторжественно водя его по комнатам. - Гордись.
Чем тут гордиться, он не понял. Дом как дом, уродливый даже, хвалиться нечем. Но то, что дом свой и что у них, оказывается, есть история, очень ему понравилось. Отец сказал: - Погоди, вот вырастешь, тогда поймешь, что такое быть Хупером. А сам подумал: "А что это такое, да ничего, в сущности". И он сжался от устремленного на него взгляда, от написанного в нем всезнанья. Вылитая мать. "Уорингс" был уродливый. Он был неуклюжий - большой, угловатый, красно-кирпичный. Перед ним и по бокам тянулся газон, он опускался к посыпанному гравием въезду и дальше, к проселку, и ни деревца, ни клумбы не было на нем, чтоб оживить нудную зеленость. Вдоль въезда и возле тисов за домом густо кустились рододендроны. Тисы стояли тут еще до всякого дома, "Уорингс" пристроили к ним, потому что первого Джозефа Хупера прельстили их толщина и пышность и то соображенье, что они растут так долго, дольше всех деревьев. Рододендроны же он избрал тоже совсем не за тот короткий спектакль, которым они ошеломляют в июне и в мае, а за темные зеленые кожистые листья и толщину ствола, за основательность. Ему нравилось, въезжая на гравий, видеть перед собой их толпу. А в доме, конечно, были высокие потолки, тяжелые переплеты окон, обшитые дубом стены и дубовые двери, дубовая лестница, громоздкая мебель - все как полагается. С самого начала тут мало что изменилось. Джозеф Хупер все детство до школы и все летние каникулы провел в этом доме и не любил его, сохранил об "Уорингсе" печальную память. Но сейчас, в нравиться мрак и основательность. Он стал думать об "Уорингсе": внушительный дом. Он понимал, что сам он - неудачник и ничем не блещет, к нему благосклонно относятся, но его не слишком почитают, в общем, он провалился, но и провалился-то незаметно, а не сорвался драматически, впечатляюще, с большой высоты. Он был тусклый человек, обыкновенный. Он думал: "Я знаю себя, и это меня не тешит". Но после смерти отца дом придал ему вес и уверенность, уже можно было говорить: "У меня в именье, в "Уорингсе", а это кое-что да значит. Узкая тропа вела между тисами к небольшой роще. Роща и поле с нею - вот все, что осталось от земли Хуперов. Комната Эдмунда, высоко наверху в задней части дома, выходила на рощу. Он сам ее выбрал. Папа говорил: - Посмотрел бы другие, есть куда больше, светлей. Возьми лучше старую детскую. Но он эту захотел, узкую, с высоким окном. Над ней были только чердаки. Когда он проснулся, месяц светил вовсю, так что сперва он решил даже, что уже рассвело и, значит, он проспал. Он встал с постели. Ветер тоненько, упорно шелестел листвой тисов, и вязов, и дубов в роще и ерошил высокую траву на поле. Лунный свет сквозь щель между двумя деревьями затекал в разделявший их ручей, и вода сверкала, как только вздрагивали ветки. Эдмунд Хупер выглянул наружу. Ночь была очень теплая. За дверью, на площадке, луна не светила, и он прошел ощупью в темноте - |
|
|