"Сьюзен Хилл. Я в замке король " - читать интересную книгу автора

Хупера - он просто не знал, как себя с ним вести, и ему от этого было ужасно
стыдно. Как когда в первый раз пошел в школу. Он тогда тоже не знал, как
себя вести, и подсматривал, что делают другие.
Ему хотелось сказать: "Мне плохо тут, не хочу тут, хочу один, в своем
доме, не в чужом, вечно мы живем по чужим домам. Но от меня ничего не
зависит и придется остаться, значит, надо взять себя в руки". Он готов был
терпеть и чуть не сказал Хуперу, что согласен его слушаться, признает его
право на территорию. Но слова не складывались, даже в уме, все это были
только неясные чувства, они набегали волнами. Он запутался.
Хупер смотрел на него через стол. То место на левой щеке, куда пришелся
кулак Киншоу, вспухло и посинело. Хупер, хоть и ниже Киншоу, казался старше.
Что-то такое было в походке, в глазах.
Хупер минутку подождал, потом не спеша вышел из комнаты. Но в дверях
обернулся:
- Только не думай, что тебя тут ждали. Дом не твой.
Киншоу долго стоял, не двигаясь. Он думал: "У меня никого нет", Впереди
ждало длинное лето. Скоро он заплакал, беззвучно, давясь слезами, и никак не
мог перестать. Хотя ему нечего было сказать, да и кому говорить?
Наконец он перестал плакать. Вещи-то все равно надо вынуть и разложить.
Мама его сюда привезла, она так волновалась, сказала: "Услышаны мои
молитвы". Ему неудобно было, что она так говорит.
Он не спеша подошел к окну.
- Это теперь мое окно, - сказал он и захлопнул раму.
Повернувшись лицом к комнате, он вспомнил, что говорил Хупер про своего
дедушку - что он умер здесь, в этой самой кровати. Киншоу и в голову не
пришло усомниться в правдивости этих слов. Он старался не думать о том, как
его будут мучить страхи.
- Эдмунд! Почему ты заперся? Открой, пожалуйста, дверь.
Эдмунд затаился, вертел карандаш в точилке и следил, как раскручивается
стружка, будто из личинки вылупляется мотылек.
- Я же знаю, ты тут, не притворяйся.
Молчание.
- Эдмунд!
В конце концов ему пришлось открыть.
- Что ты тут делаешь, почему заперся? На мой взгляд, весьма странное
поведение. Почему ты не идешь на воздух? Почему не покажешь Чарльзу Киншоу
поселок?
К стене был прикреплен кнопками большой лист белой бумаги, исчирканный
странными линиями, утыканный цветными точками, сбегавшимися в кучки. В углу
значилось:
Зеленые - пехота Наполеона.
Синие - конница Наполеона.
Красные -
Джозеф Хупер посмотрел на карту. Он пришел явно некстати. Сын стоял,
перекладывал точилку из руки в руку, выжидал.
- Да разве поля сражений такие, это же... - Он взмахнул рукой. Надо
было говорить, чтобы не чувствовать себя незваным гостем в комнате
собственного сына. Он думал: "Необходимо добиться близости, надо
побеседовать с ним по душам, нас двое на свете". Аккуратненькая карта
немыслимо его раздражала, и тут следовало сказать: "Пустяки и чушь этот твой