"Джек Хиггинс. За час до полуночи" - читать интересную книгу автора

быть как-то связанным с подобными историями. Но ведь на вилле присутствовал
еще и флегматичный Чиккио, который по крайней мере слышал стрельбу. Трудно
предположить, что он не доложил о ночном происшествии хозяевам.
Мы выбрали дорогу на Агридженто - ею обычно пользуются туристы,
пересекающие остров в поисках великолепных пейзажей. Я сел за руль, как мы
и намечали, Бёрк устроился рядом со мной, а Роза Солаццио разместилась на
заднем сиденье.
В брючном костюме цвета морской волны несколько мужского покроя,
который оттеняла очень женственная нейлоновая блузка, она выглядела весьма
привлекательно. Красный шелковый шарф, повязанный на голове в итальянском
стиле, дополнял туалет, плюс, конечно, непременные солнечные очки.
Она не вступала с нами в разговор, читая журнал у себя на заднем
сиденье, и только покачала головой, когда я остановился возле Муссомели,
чтобы купить сигарет, и спросил, не нужно ли чего-нибудь ей.
Конечно, ее присутствие не располагало нас с Бёрком к разговору, но он
и так был не в настроении и сидел, угрюмо задумавшись, словно держал весь
мир на своих плечах, и его руки опять чуть заметно дрожали.
Впервые меня охватило сомнение, готов ли он к тому, что нам предстоит.
Конечно, во время вчерашних событий на вилле он показал себя с лучшей
стороны. Выстрел, поразивший мальчишку с "лупарой", требовал мастерства и
был выполнен безупречно. Но первые признаки деградации уже явно
проглядывали в нем, что сильно меня беспокоило. Однако тогда я постарался
выбросить тревожные мысли из головы и сосредоточиться на поездке.
Приближался конец весеннего сбора плодов, апельсины уже налились на
солнце, и в теплом воздухе стоял аромат полевых цветов. Ярко-зеленый ковер
с вкраплениями красных маков, нежных анемонов и голубых ирисов устилал
холмы. Пройдет еще неделя, и знойное лето железной рукой безжалостно
уничтожит это великолепие, выжжет землю дотла, оставив хозяйничать в
высокогорьях засуху, превратив роскошные луга в иссушенную, как в Северной
Африке, пустыню из камня, пыли и лавы.
Чем дальше мы удалялись от Палермо в глубь страны, тем больше я
понимал, как мало здесь изменилось. С дороги уже исчезли трехколесные
"веспы" и "ламбретты", такие привычные в окрестностях Палермо. Мимо нас
проплывали средневековые пейзажи такой бедности, какую не найти, наверное,
больше нигде в Европе.
Мы оставили позади старика-крестьянина верхом на ослике, затем
вереницу изможденных женщин с корзинами на головах, одетых в черное, как
будто траур стал их неотъемлемой внутренней сущностью. Их юбки волочились
по пыли, став коричневыми снизу. Женщины проводили нас тяжелыми взглядами,
по морщинистым унылым лицам никто не смог бы определить их возраст.
Деревни оставались прежними: большинство домов не имели окон - дверь
служила в них единственным источником воздуха и света, открывая доступ в
душный полумрак, объединяющий зачастую людей, коз и свиней. Навстречу нам
попадались лишь женщины да старики и еще исхудалые, вечно голодные дети,
продолжающие жизнь вопреки гибельности природы.
В одном из таких селений мы остановились возле маленькой траторрии,
сели за грубый деревянный стол в тени, и хозяин, старик с совершенно седой
головой, достал нам из колодца бутылку ледяного "пассито".
Пробило еще только одиннадцать утра, но жара уже стояла невыносимая.
Толпа ребятишек с восторженными лицами тут же окружила нас, так что в