"Джорджетт Хейер. Смерть шута" - читать интересную книгу автора

Это крыло дома было пристроено только в семнадцатом веке. В спальне,
помимо циклопических колонн у стен, имелся колоссальных размеров камин -
прямо напротив двери, в которую вошла Фейт. Другая дверь - в боковой стене -
вела в ванную комнату.
Потолок в комнате выглядел очень мило, хотя и сильно потрескался с той
поры, как его выкладывали. От тяжелых гардин в комнате стоял полумрак даже
сейчас, в яркий полдень. Помещение, несмотря на огромные размеры, казалось
даже тесноватым, поскольку было ужасно захламлено старой мебелью, всякими
безделушками и сомнительными редкостями, часто совершенно безвкусными и
неуместными, которые невозможно было объединить ни по какому принципу, кроме
одного - все эти штучки когда-то вызвали интерес Пенхоллоу, хотя бы
мимолетный... Так, в уголке между двух окон стоял высокий сервант красного
дерева с резным изображением восточного божка Хоти, а чуть поодаль -
бамбуковая сиамская этажерка, с виду совершенно бесполезная, в которой было
прихотливо расставлено несколько малюсеньких цветочных горшочков - пустых.
По бокам камина стояли на полу две громадные малахитовые вазы, которые тоже
в сущности ни для чего не были пригодны и из-за покрывавшего их изрядного
слоя пыли имели не зеленый, а скорее серовато-коричневый цвет. Две японские
миниатюры, укрепленные довольно высоко на стене в совершенно не
приспособленном для их разглядывания месте, изображали весьма условного вида
золотых птиц, парящих в черном небе...
Но главным предметом в этой странной комнате была сама кровать. Она
была воистину огромна, на нее можно было, и не только в символическом
смысле, уложить всю большую семью Пенхоллоу. Но в действительности Пенхоллоу
приобрел ее почти случайно несколько лет назад на распродаже старой мебели.
Почтенного возраста балдахин, свисающий над кроватью с тоненьких жердочек,
весь был изукрашен гирляндами каких-то неестественных розочек и летящими
амурчиками с луками, которые, правда, здорово выцвели от времени. Кровать
была очень высокой, а по ширине на ней без всякого стеснения уместилось бы и
четыре человека.
Посреди этой монументальной кровати возлежал, словно пузатая статуя с
далеко выступающим орлиным носом, сам Пенхоллоу, а глаза его, как и в
молодые годы, грозно блестели из-под кустистых, все еще смоляно-черных
бровей. Но вот на голове волосы у него давно уже были с сильной проседью,
вдобавок он начал лысеть. Вокруг него на постели валялось множество книг,
журналов, сигарных коробок, спичек, распечатанных и нераспечатанных писем и
несколько вазочек с фруктами. В ногах у него лежала престарелая сука породы
коккер-спаниель, весьма дурно пахнущая и такая же тучная, как ее хозяин.
Собака привыкла машинально рычать, как только кто-нибудь входил к хозяину, и
Фейт вовсе не была исключением из этого собачьего правила.
- Ты моя верная, хорошая сучка! - похвалил Пенхоллоу злобно урчащую
собаку.
Фейт закрыла за собой дверь и уселась в кресло. Сейчас она
почувствовала, как невыносимо жарко здесь. Пенхоллоу привык топить камин не
переставая, и не давал даже выгрести из него золу. Только в те несколько
летних недель, когда в Тревелине стояла жара, слуги нехотя выгребали горы
золы из этого камина. От такой бешеной работы камина все в комнате было под
толстым слоем пыльной копоти, что делало ее уборку воистину подвигом
Геракла, но это соображение ничуть не смущало Пенхоллоу. Ему и в голову не
пришло бы ограничивать себя в чем-то из-за общепринятых гигиенических