"Джорджетт Хейер. Нежданная любовь " - читать интересную книгу автора

сделаю! - серьезно сказала Венеция.
Она с испугом увидела, что ее слова не произвели на него никакого
впечатления. Продолжая улыбаться весьма раздражающим образом, Эдуард
отпустил одну из своих тяжеловесных шуток:
- Очевидно, я становлюсь туговат на ухо! Но вы не рассказали, Венеция,
как вам понравился Лондон и что вы успели повидать. Могу представить ваше
изумление, когда вы открыли для себя размеры столицы и многообразие аспектов
ее жизни, познакомились с парками, памятниками, роскошными особняками
богачей, убогими лачугами бедняков, нищими в лохмотьях и аристократами в
шелках и пурпуре!
- Не видела ни одного аристократа в шелках и пурпуре! Очевидно, они
надевают их только в особо торжественных случаях.
Но Эдуард лишь рассмеялся, сказав, что хорошо знает ее педантичный ум,
и обещав показать ей несколько интересных мест, которые, как ему кажется,
она еще не успела открыть для себя. Он сам уже дважды бывал в Лондоне и хотя
в первый раз был настолько изумлен и ошарашен, что мог только глазеть вокруг
(тогда ему было столько лет, сколько теперь Обри), но во время второго
визита обзавелся отличным путеводителем, который не только познакомил его со
всем, что достойно внимания, но и снабдил необходимой информацией обо всех
достопримечательностях. Эдуард добавил, что захватил с собой эту цепную
книгу и в дороге перечитал ее от корки до корки, дабы освежить память.
Венеция могла лишь удивляться. Она никогда не была в состоянии
подобрать ключ к его уму и поэтому не представляла себе, что делало его
настолько уверенным в себе. Венеция не думала, что Эдуард отчаянно влюблен в
нее, - очевидно, приняв решение жениться на ней, он свыкся с этой идеей и не
мог легко отказаться от нее, или же высокое мнение о собственной персоне не
позволяло ему поверить, что она может всерьез отвергнуть его предложение.
Эдуард не казался обескураженным откровенностью Венеции, словно предпочитая
считать ее слова шуткой или относиться к ним с мягкой снисходительностью,
как к очередному капризу избалованного ребенка. Он не удержался от упрека за
то, что Венеция покинула Андершо, не сообщив ему о своих намерениях. Эдуард
услышал новость от матери, которая, в свою очередь, узнала ее от леди Денни,
и она явилась для него немалым потрясением. Тем не менее он сразу простил
Венецию и не собирался бранить, так как хорошо понимал, насколько она
расстроена. Это привело Эдуарда к критике брака Конуэя - он распространялся
на эту тему долго, с чувством и в более решительных выражениях, чем обычно
использовал, говоря с Венецией о ее старшем брате. Эдуард заявил, что не
ожидал от Конуэя подобного поступка, и продемонстрировал столько чуткости,
что Венеция стала смотреть на него более благосклонно. Он счел необходимым
засвидетельствовать вместе с матерью почтение леди Лэнион - они провели в
Андершо не более двадцати минут, но и половины этого времени было
достаточно, чтобы у него сложилось правильное впечатление о характере миссис
Скорриер. Она показалась ему невыносимой! Шарлотту Эдуард нашел абсолютно
безобидной, но его покоробило, что такая невзрачная девушка сменила Венецию
в качестве хозяйки Андершо. Эдуард сочувствовал Шарлотте, чья ситуация
казалась ему неловкой, и, когда миссис Скорриер начала говорить о переезде
Обри в Прайори, разумеется приписав это его ревности и пытаясь убедить
гостей, что она делала все возможное, чтобы его умиротворить, Шарлотта
выглядела так, словно собиралась разразиться слезами. Жалкое существо!
Эдуард не видел в ней ничего, достойного восхищения, и считал, что Конуэю