"Кристофер Хайд. Десятый крестовый [И]" - читать интересную книгу автора

фотографии в рамках, поблескивая в свете с потолка, лишь подчеркивали
разгул беспорядка в центре. Попавших сюда впервые клиентов и покупателей
обычно ошарашивал этот хаос, но удостоверившись в безупречности исполнения
заказа, они забывали обо всем остальном. За четыре года обитания на
чердаке Лиспенард-стрит Филип сумел уже трижды организовать персональную
фотовыставку, выполнить сотни рекламных заказов и издать "Остановись,
мгновенье!", единственный вошедший за последнее десятилетие в список
бестселлеров "Нью-Йорк тайме" фотоальбом.
Именно он принес Филипу славу мастера. Здесь были собраны лучшие его
работы, почти все - свидетельство его стремления поймать решающий миг в
жизни человека. Фотография расстрела в Сайгоне имела явный успех, но были
и другие, не менее впечатляющие: например, сделанный скрытой камерой
портрет убийцы, выслушивающего смертный приговор; молодой отец, впервые
взявший на руки свое новорожденное дитя; старуха, которую в кресле-каталке
везут в операционную; экстаз любви.
Но была среди его работ одна, казалось бы, самая обычная,
черно-белая, самая любительская по исполнению, которая вызывала постоянные
споры критики: по залу аэропорта идет девушка лет восемнадцати, обернулась
назад, куда ей уже не вернуться. Светлые вьющиеся волосы до плеч, нежный
овал лица; в больших глазах, в изгибе губ крупного рта непостижимое
сочетание горечи, нежности, облегчения и какого-то глубоко затаенного
страха. Филип ждал, когда она обернется, держал фотоаппарат наготове,
понимая, что этот снимок станет последней и наверняка единственной памятью
о ней. Подпись "Хезер. Орли, 1971" интриговала критиков, но на расспросы
Филип отвечать отказывался.
И никто из видавших эту фотографию никогда не узнает, что для Филипа
эта черно-белая "Хезер" и есть то самое остановившееся мгновение,
последний взгляд любви, перевернувший всю его жизнь, что этот взгляд
неотступно с ним все годы и что Филип вряд ли сможет его забыть.
Филип загасил сигарету, встал, потянулся. Уже почти полдень, но в
последнее время жизнь течет в какой-то безвременной пустоте от заказа к
заказу. Ничего хорошего, успех кружит голову; он забыл, что такое нищета.
Мог позволить себе выбирать заказы, при желании мог вообще не работать по
полгода, а то и больше, не нанося себе практически материального ущерба. О
таком будущем он когда-то мечтал, но теперь эта жизнь его не радовала,
пожалуй, даже удручала. "М-да, - думал он мрачно, - в самый бы раз теперь
куда-нибудь на передний край!"
Филип прошел мимо ряда окон к спальне, натянул старые джинсы, майку.
Судя по всему, сегодня опять будет невыносимая жара. Стояла настолько
знойная для июля погода, что Филип с невольной тоской вспоминал про
осенние ветры, про дождь.
Продрался через кавардак мастерской в кухню, налил себе кофе из
кофеварки, снова вернулся к наблюдательному пункту у окна. Закурил
очередную сигарету, сел, привалившись к косяку, раздумывая, как лучше
спланировать сегодняшний день.
Конкретного заказа нет, потому выбор дел весьма широк: можно
отправиться на Бродвей поснимать туристов, кто знает, вдруг попадется
интересный материал; можно проглядеть накопившиеся негативы, этим уже
давным-давно стоило заняться. Но ни одна из этих идей, как, впрочем, и
всякие другие, Филипа особенно не прельщала. Он сердито смял сигарету.