"Джеймс Херберт. Однажды " - читать интересную книгу автора

отвращение. Он, дрожа, заглянул в ванну, почти уверенный в том, что
резиновая пробка качается в металлическом кольце, а тощая паучья лапа лезет
из сливного отверстия. "Господи, да прекрати паниковать. Ты переутомился и
перетрудился, - мысленно уговаривал он себя. - Ну же, будь мужчиной".
Водворив на место импровизированное орудие, уничтожения, молодой
человек задом вышел из ванной, все еще не в состоянии оторвать взгляд от
коричневой лужицы на дне. Сердце бешено забилось, когда одинокий пузырек
воздуха возник у края сливного отверстия. Однако пробка плотно держалась на
месте.
В другое время Том, возможно, посмеялся бы над собственной
нервозностью, но сегодня был неподходящий день: возвращение домой вызвало
слишком сильный всплеск эмоций.
Закрыв дверь ванной, Киндред начал подниматься по скрипучей деревянной
лестнице. Левая рука цеплялась за толстую колонну, вокруг которой обвивалась
винтовая лестница. Сразу же нахлынули новые воспоминания. Он вновь стал
ребенком, и ему приходилось высоко поднимать колени, чтобы преодолевать
ступеньки, узкие с одной стороны и широкие с другой. Крохотные ручонки
цеплялись за округлый стержень, чтобы сохранить равновесие, малыш
запрокидывал голову, пытаясь заглянуть в таинственную тень наверху. На
площадку первого этажа выходила дверь спальни, которую он делил с матерью,
дверь была такая же большая и прочная, как две внизу, словно они все
делались по одному образцу. Вот и окно со свинцовым переплетом, слишком
высокое, чтобы он смог заглянуть в него, если только не стоял на ступеньке
рядом с ним. К тому же на дубовом подоконнике всегда расставляли горшки с
яркими цветами, распускавшимися в это время года. Сейчас там не было ни
цветов, ни растений - только пустая ваза, которую Том никогда раньше не
видел.
Дверь в спальню всегда была открыта, и молодой человек заглянул внутрь,
не торопясь переступить порог. Здесь ничего не изменилось: та же самая
дубовая кровать с пологом, достаточно вместительная для него и матери,
темно-коричневый комод со стоявшим на нем старинным зеркалом в бронзовой
раме, служивший туалетным столиком его матери, камин с тяжелой деревянной
перемычкой, огромные окна в трех угловых стенах. Благодаря им в комнате
всегда, даже в пасмурные дни, было светло. Он не стал задерживаться здесь,
поскольку с крыши открывалась замечательная панорама окрестных лесов, и
именно там ему больше всего хотелось побывать.
Насколько он помнил, ступеньки изобиловали щелями и дырками; некоторые
достигали размеров старого пенни. Много лет назад одним из его развлечений
было светить в них карманным фонариком. Как ни странно, лучи никогда не
могли проникнуть во тьму до конца, хотя расстояние до задней доски не
превышало фута. Тогда от этого становилось жутко, впрочем, от подобной мысли
делалось неуютно и сейчас.
Однако все эти странности были частью очарования Малого Брейкена: его
летнего тепла, когда двери и окна оставляли открытыми на всю ночь, зимней
прохлады, его безопасности и иногда - только иногда - печали. Мальчика
привлекали укромные уголки, встроенные шкафы и декоративная башенка, где
малыш мог играть в прятки со снисходившей до его игр матерью. Еще были
загадочные скрипы и стуки, будившие его по ночам. Том, лежавший под боком у
матери на широкой кровати, при этих звуках широко раскрывал глаза и напрягал
плечи. Мать всегда слегка посмеивалась над его страхами, но могла и просто