"Вирджиния Хенли. Сокол и цветок ("Плантагенеты" #1) " - читать интересную книгу автора

зеленевшей примерно в миле от Стоунхенджа. Длинные ноги легко несли его, и
перед рассветом Фолкон уже добрался до древнего круга друидов; повинуясь
непонятному инстинкту, он взобрался наверх и улегся на плоской каменной
арке. Женщины появились, когда солнце только вставало на горизонте. С высоты
своего наблюдательного пункта Фолкон мог проследить весь их путь от реки. На
Эстелле был странный наряд, украшенный спереди символами четырех природных
элементов - человека, животного, растения и минерала, а сзади - символами
четырех стихий - земли, воздуха, огня и воды. Джезмин надела свободную
мантию, вышитую цветами подсолнечника. Зрелище было красочное, яркие лучи
превращали одеяние девушки в чистое золото. Фолкон наблюдал, как госпожа
Эстелла поставила внучку на какое-то точно определенное заранее место и, к
его изумлению, отступила и сняла с нее мантию. Обнаженная Джезмин застыла
неподвижно, ожидая, пока на нее снизойдут божественные силы. Фолкон, словно
завороженный, не мог отвести шгляда от самого прелестного в мире видения.
Глаза его были прикованы к тому месту, откуда раздваивались ноги. По обеим
сторонам холма Венеры, чуть повыше золотистых завитков, виднелись две
крошечные родинки, одна напротив другой, обладающие нолшебной силой
притягивать взор к соблазнительному треугольнику, и хотя Фолкон пожирал
глазами все ее тело, взгляд его снова и снова возвращался к потайному
местечку. Он знал, что такие родинки иногда называют ведьмиными метками, а у
Джезмин их было сразу две.
Внезапно солнечный луч прорвался сквозь арку, облив девушку
неестественным неземным сиянием. Распущенные, падавшие до бедер волосы
загорелись расплавленным золотом. Послышалось монотонное бормотание Эстеллы:
- Впитывай силу... великую силу... свет и тепло... Солнце, дающее жизнь
всему на земле... приносящее радость, здоровье и счастье...
И на глазах Фолкона словно наполненное переливчатым сверканием
покрывало окутало девушку; поздух вокруг нее будто сгустился. Она была
залита нестерпимо ярким солнечным светом, как если бы ее аypa и аура солнца
слились. Потом светило подняпось выше, и старуха вновь накинула на Джезмин
мантию прежде, чем ее успела коснуться тень огромного камня.
После ухода женщин Фолкон еще долго лежал на камне. Джезмин так не
походила на других женщин! Прекрасная, чистая, ангелоподобная,
совершенная... Он мечтал о ней почти каждую ночь и грезил наяву днем. Она
будила неведомые доселе ощущения в душе и теле. Между ее бедер покоился
редкий цветок; овладеть ею - словно проникнуть в глубь лотоса и отыскать
бесценный нефрит. Предвкушение обладания и невыносимо долгое ожидание
терзали нервы. Последнее время Фолкон постоянно находился в состоянии чисто
физического возбуждения - он все время хотел Джезмин, и все напоминавшее о
ней вызывало новый прилив желания - запах, голос, мысль... Его постель
никогда еще не была так пуста, и все же прикосновение простыни к телу
действовало как любовное зелье. Почему-то Фолкон твердо знал - ее объятия,
словно магическое зелье, заставят почувствовать себя полубогом.
Этот день был самым длинным в году, и после ужина Фолкон попросил
Джезмин погулять с ним по саду. Девушка, конечно, знала, что перед ее
отъездом в Лондон де Берг постарается побыть с ней наедине, и предполагала,
что мужское самолюбие вынудит его диктовать невесте правила поведения,
которым та должна неуклонно следовать во время долгой разлуки. Джезмин
твердо решила не выходить из себя. Она будет покорной, ласковой, попытается
выказать сожаление, заверит, что станет тосковать. Конечно, оказавшись в