"Эрнест Хемингуэй. Трактат о мертвых" - читать интересную книгу автора

девятьсот восемнадцатого года, потому что именно в то время наблюдалось
наибольшее количество мертвых, и поскольку оставленные по необходимости
позиции впоследствии были вновь атакованы и отбиты, то по окончании боя
обстановка ничем не отличалась от первоначальной, если не считать наличия
мертвых. Внешний вид мертвых, до их погребения, с каждым днем несколько
меняется. Цвет кожи у мертвых кавказской расы превращается из белого в
желтый, в желто-зеленый и черный. Если оставить их на продолжительный срок
под солнцем, то мясо приобретает вид каменноугольной смолы, особенно в
местах переломов и разрывов, и отчетливо обнаруживается присущая смоле
радужность. Мертвые с каждым днем увеличиваются в объеме, так что иногда
военная форма едва вмещает их, и кажется, что сукно вот-вот лопнет. Иногда
отдельные члены принимают огромные размеры, а лица становятся тугими и
круглыми, как воздушные шары. Более всего поражает, наряду с прогрессирующей
точностью, количество бумаг, разбросанных вокруг мертвых. Окончательное
положение, которое мертвые принимают еще задолго до похорон, зависит от
того, где находятся карманы данной военной формы. В австрийской армии
брючные карманы расположены сзади, и, следовательно, все мертвые спустя
короткое время оказываются лежащими ничком, с вывернутыми двумя задними
карманами, а вокруг них по траве разбросаны бумаги, которые прежде
находились в этих карманах. Жара, мухи, характерное положение тел и
множество разбросанных по траве бумаг - вот приметы, которые остаются в
памяти. Запах поля боя в жаркую погоду вспомнить нельзя. Можно знать, что
был такой запах, но ничто никогда не напоминает о нем. Этим он отличается от
запаха казармы, который иногда вновь ощущаешь в трамвае, и стоит поднять
глаза, чтобы увидеть человека, напомнившего о нем. Но то ушло так же
безвозвратно, как уходит влюбленность; помнишь все, что было, но нельзя
вызвать самого ощущения.
СТАРАЯ ЛЕДИ. Мне всегда нравится, когда вы пишете про любовь.
- Благодарю вас, сударыня.
Хотел бы я знать, что из увиденного в жаркий день на поле боя могло бы
вернуть надежду неустрашимому путешественнику Мунго Парку? В конце июня и в
июле между колосьями пшеницы цвели маки, тутовые деревья были одеты густой
листвой, и волны зноя поднимались от стволов винтовок, когда солнце било в
них сквозь шатер листвы; земля по краям воронок, вырытых снарядами с
горчичным газом, была ярко-желтая, и любой развалившийся дом живописней, чем
дома, никогда не знавшие обстрела, но вряд ли путешественник стал бы вдыхать
полной грудью воздух теплого летнего утра и предаваться тем же мыслям о
созданных по образу и подобию Божию, каким предавался Мунго Парк.
Первое наблюдение, которое я сделал над мертвыми, состояло в том, что
тяжело раненные умирали, как животные. Одни умирали быстро, от ничтожной
царапины, от которой, казалось, не умер бы и кролик. Они умирали от
ничтожных ран, как иногда умирают кролики от трех-четырех дробинок, едва
задевших кожу. Другие умирали, как кошки; с проломленным черепом и пулей в
мозгу, они лежали иногда по два дня, словно кошки, которые с простреленным
мозгом залезают в ящик для угля и не умирают до тех пор, пока им не отрежут
голову. Не знаю - может быть, они и после этого не умирают, говорят, у кошки
девять жизней, но большинство людей умирают, как животные, не как люди.
Тогда я еще не видел так называемой естественной смерти и, считая, что в
этом виновата война, верил, подобно неустрашимому путешественнику Мунго
Парку, что есть еще что-то, это вечно отсутствующее еще что-то, а потом и я