"Эрнест Хемингуэй. Трактат о мертвых" - читать интересную книгу автора

его, они видели так много лжемастеров, что стали придирчивы и перестали
доверять собственным впечатлениям; надежной казалась только память. А
память, как известно, всегда подводит.

А как же Старая леди? Нет ее. Мы в конце концов выбросили ее из книги.
Поздновато, по-вашему? Да, пожалуй, можно бы и раньше. А лошади? О лошадях
нечего сказать, кроме того, что всегда говорят о них, рассуждая о бое быков.
Может быть, достаточно о лошадях? Предостаточно, по-вашему? Всем нравится
бой быков, но никто не любит смотреть на несчастных коняг. Может быть,
поднять общий тон? Не поговорить ли нам о более высоких материях?
Мистер Олдос Хаксли так начал свой эссей, озаглавленный "Предумышленное
низколобие": "В книге (следует название книги автора этих строк) мистер X.
рискнул помянуть одного из старых мастеров. В единственной фразе, необычайно
выразительной (здесь мистер Хаксли вставил несколько лестных слов),
говорится о "горестных следах гвоздей" на теле Христа у Мантеньи; и тут же,
скорей, скорей, испугавшись собственной дерзости (словно миссис Гаскэлл,
если бы ей невзначай случилось помянуть ватерклозет), автор, краснея от
стыда, возвращается к более низким предметам. Было время, в недалеком
прошлом, когда тупые и необразованные люди пытались казаться умными и
просвещенными. Ныне мы наблюдаем обратное явление: отнюдь не редкость
натолкнуться на умного и просвещенного человека, который из кожи лезет вон,
лишь бы выставить себя тупицей и скрыть от всех полученное им
образование..." и так далее и так далее в том же духе, с присущей мистеру
Хаксли высокой просвещенностью - очень высокой, нечего и говорить.
Ну, так как же? Очко в пользу мистера Хаксли, никаких сомнений. Что вы
можете возразить на это? Разрешите мне ответить чистосердечно. Прочитав эти
строки у мистера Хаксли, я достал экземпляр книги, на которую он ссылается,
перелистал ее, но не нашел приведенных им слов. Может быть, они и есть, но у
меня не хватило терпения разыскивать их, да и желания особенного я не
испытывал, поскольку книга уже вышла и ничего нельзя было изменить. Такие
места, как эта цитата, обычно стараешься вымарать еще в рукописи. Думается
мне, тут вопрос более сложный, чем желание или нежелание козырять своей
образованностью. Когда писатель пишет роман, он должен создавать живых
людей, а не литературные персонажи. Персонаж - это карикатура. Если писателю
удается заставить этих людей жить, может быть, в его книге и не будет
значительных героев, но, возможно, его роман останется как целое, как нечто
единое, как книга. Если людям, которых писатель создает, свойственно
говорить о старых мастерах, о музыке, о современной живописи, о литературе
или науке, пусть они говорят об этом и в романе. Если же не свойственно, но
писатель заставляет их говорить, он обманщик, а если он сам говорит об этом,
чтобы показать, как много он знает, - он хвастун. Как бы удачен ни был
оборот или метафора, писатель должен применять их только там, где они
безусловно нужны и незаменимы, иначе, из тщеславия, он портит свою работу.
Художественная проза - это архитектура, а не искусство декоратора, и времена
барокко миновали. Если автор романа вкладывает в уста своих искусственно
вылепленных персонажей собственные умствования, - что несравненно
прибыльнее, чем печатать их в виде очерков, - то это не литература. Люди,
действующие в романе (люди, а не вылепленные искусно персонажи), должны
возникать из накопленного и усвоенного писателем опыта, из его знания, из
его ума, сердца, из всего, что в нем есть. Если он не пожалеет усилий и