"Эрнест Хемингуэй. Лев мисс Мэри " - читать интересную книгу автора

новости, полученные с утренней почтой, если здесь могла быть утренняя почта.
Зверства эти не блекли и не тускнели, подобно ужасам Первой мировой войны, и
независимо от того, сколько раз ты был осужден и наказан за них, всегда
оставались свежими в памяти, как первая штыковая атака бельгийских
новобранцев.
Итак, это был один из дней, когда я слышал только: "Ты не отдашь мне
эту книгу? Я ее читаю".
Или: "Разве ты не знаешь, что в лагере совершенно нет мяса? А все из-за
твоего безразличия и беспомощности. Все уже жалуются на твое легкомыслие. Мы
ведь можем позволить себе иметь немного мяса для боев, не так ли, С. Д.?"
Или: "Ты взял маленькие конверты из ящика? А?"
Все это сопровождалось демонстрацией усердия и очевидного трудолюбия,
чтобы показать, что в лагере есть еще деловой человек, способный серьезно, а
не спустя рукава относиться к своим обязанностям. Затем начинались частые
походы в зеленую палатку, установленную, что правда, то правда, без учета
возможности возникновения дизентерии, вдалеке, потому что ближе не нашлось
тени или укрытия, если не считать нескольких деревьев, под которыми
расположился лагерь. Я страшно переживал болезнь Мэри и не обижался на ее
плохое настроение, но ничего не мог поделать. Лучше всего было убраться с ее
глаз, но в полдень в Африке негде спрятаться, кроме как в тени, и я уселся
на стул в обеденной палатке с откидным полотнищем. Ветерок продувал палатку
насквозь, и здесь было прохладно и уютно. Хорошо бы подняться по дороге
вверх, по склону горы, в Лойтокиток, посидеть в задней комнате закусочной и
бара мистера Сингха, почитать и послушать, как гудит лесопилка. Но это уже
расценивалось бы как дезертирство.
Потом наконец состоялся один из тех ленчей, когда хозяйка одновременно
жертвенно величава и мила с гостями, а мужу впору есть на кухне. Тень моих
прошлых, настоящих и будущих грехов зловеще лежала на столе, и даже кетчуп и
сыр с горчицей не могли поправить положения. Мои подлинные грехи доставили
мне в свое время немало удовольствия; те, что действительно на мне, а не те,
в которых меня обвиняли, и я никогда не стал бы сокрушаться о содеянном,
потому что мог бы совершить их заново. Я не каялся в своих грехах публично,
и сегодня они меня не очень-то беспокоили. Я знал, что мы хорошо подготовили
льва для мисс Мэри и что, когда спадет жара, я должен буду добыть и
разделать мясо и подстрелить приманку. С. Д. должен писать свой месячный
отчет. А Мэри поможет его отпечатать.
Состояние Мэри начинало беспокоить нас. Мы с С. Д. считали, что у нее,
помимо дизентерии, было отравление птомаином.
Я подошел узнать, как она себя чувствует, и Мэри спросила, не привезли
ли мы продукты для лагеря. Привезли, ответил я, и рассказал, что именно.
- Ты хорошо стрелял?
- Средне.
- Ты можешь восторгаться своей пальбой, если хочешь.
- Я всего-навсего набил немного мяса для лагеря.
- Зачем тогда так много говорить об этом? Неужели все не были
восхищены, удивлены и потрясены твоими великолепными выстрелами?
- Они промолчали. Арап Маина поцеловал меня.
- Должно быть, ты напоил его?
- Не было нужды. Он сам нашел фляжку.
- Ты, наверное, тоже пьян?