"Леонид Геллер, Мишель Нике. Утопия в России " - читать интересную книгу автора

"Enfin Pierre paro(t"1
XVIII век начался в России с важных событий: неудачи в войне со
Швецией (через семь лет Швеция проиграет войну и потеряет свое господство
на севере Европы); новые законы (от запрещающих носить бороду и вести себя
не по-европейски при дворе до изменивших структуру государственного
управления); основание Санкт-Петербурга (1703). От поражения к победе, от
"леса-пустыни" к метрополии, от патриархальной жизни к современности -
ошеломляющий путь.
"Кто бы осмелился предположить в 1700 году, что блистательный и
образованный двор появится на берегу Финского залива <...>; что империя
протяженностью в две тысячи лье, дотоле нам почти неведомая, станет
культурной в течение пятидесяти лет; что ее влияние распространится на всю
Европу <...>? Тот, кто предположил бы это, прослыл бы самым химерическим из
людей"2. Так писал Вольтер в середине XVIII века. Слова "химера" и "утопия"
тогда были синонимами [Baczko, 20].
Почти два века спустя поэт-символист М. Волошин скажет: "Царь Петр был
первый большевик" (Россия, 1925). Не подходит ли самая краткая формула
большевизма "утопия у власти" к режиму первого "отца отчизны"?
Петр ставит народ в условия всеобщей, постоянной мобилизации. Он хочет
все регламентировать (в год более тысячи указов, одинаково строгих в
отношении самых важных и самых эфемерных сторон государственной жизни)
[Ключевский, IV, 311]. Он осуществляет свои замыслы любой ценой: так
строится Санкт-Петербург, так роются каналы, связывающие все главные реки
России. Строительство большинства каналов будет заброшено, а некоторые, к
примеру Волго-Донский, фантасмагорически изображенный А. Платоновым в
Епифанских шлюзах (1927), будут достроены только при Сталине.
Неудивительно, что петровская шокотерапия станет для большевиков источником
вдохновения и исторического оправдания.
Какая же утопия пришла к власти вместе с Петром? У него, в отличие от
большевиков, не было готовой теории, которой он мог бы подчинить жизнь. Эти
реформы были начаты не для разрушения старого строя, в отличие от реформ
революционных, а для достижения целей, продиктованных сиюминутной
необходимостью. Петру было достаточно нескольких основополагающих идей, в
остальном он оставался прагматиком, но часто забывал подумать о средствах.
Ему удалось воплотить свое представление о современном государстве только
благодаря безграничной энергии и безграничной власти. На самом деле, это
была не утопия, а государственный утопизм, взявший власть в свои руки.
Этот волюнтаристский активный утопизм стимулирует воображение,
привлекает иностранцев, пробуждает таланты. Со всех концов России Петр
получает планы улучшения жизни, в которых, как и в его реформаторских
затеях, реализм соседствует с бредом.
Проектоманией захвачены и аристократ Ф. Салтыков (? - 1715), и
ремесленник-ювелир И. Посошков (1652 - 1726). Разница между этими двумя
главными "выразителями мнений" символична. Первый, автор Изъявлений
прибыточных государству (1714), всецело за перемены. Его проекты идут
гораздо дальше того, чего хочет Петр: Салтыков мечтает "европеизировать"
русский пейзаж статуями и памятниками, запретить крестьянам строить избы и
другие сооружения из дерева, сделать обязательной исповедь, по праздникам
украшать церкви знаменами, как в Англии [Павлов-Сильванский, II, 16, 36,
42 - 46]. Он настаивает на индустриализации и урбанизации страны, на