"Михаил Хейфец. Путешествие из Дубровлага в Ермак" - читать интересную книгу автора

Был бы просто статистика: в концлагерях погибло столько-то миллионов...
Так вот, по аналогии - а где те пункты в СССР, куда точно так же
свозили зэков исключительно на истребление? Те, кто получил "десять лет без
права переписки"... Где те массовые захоронения, подобные Катыни, в которых
захоронены не поляки, а свои граждане, расстрелянные по тому же самому
стандарту и образцу?")
... Катынский лагерь был расположен не слишком удачно: в населенной
местности. И нашелся свидетель, который видел, кто уничтожал польских
офицеров, - местный лесник. Наверно, рассказал об увиденном жене - почему
арестовали ее, Шеститко не знал. Почему их не расстреляли, тоже непонятно,
их просто изолировали друг от друга, от детей и от остального мира, включая
в него политзаключенных Владимирской крытой тюрьмы.
- Старик жаловался, - рассказывал Шеститко, - хоть бы про детей кто
сказал, живые ли. А про жену ему сказали: умерла в камере.
...Наутро я нашел Олексу Макогона: старый полицай занимался самым
предосудительным для зэка ремеслом в зоне - "боронил запретку", сторожевую
полосу вдоль лагерного забора. Увидев меня, остановился, подтер пот ладонью
с покатого лба:
- Не-е-е, Михаил. Никто не помнит лесниковой фамилии, Ни к чему нам
было. Да и умер он.
- Точно умер?
- Ага. За две недели, говорят, до конца срока, - он сделал жест толстым
кривым пальцем книзу и добавил: - Может, его того?
(Уже в Израиле я прочитал в "Русской мысли"фамилию "катынского лесника"
- Андреев.)

x x x

Радио объявляет отбой. Последнее - подхожу к Сергею Солдатову.
- Все запомнил? - спрашивает не без командирской суровости. - Смотри.
- Все. Меня знаешь.
- Ну, хоть ты не христианин, а позволь на всякий случай перекрестить на
прощанье.
Крестит.
- Это подарок, - протягивает эстонскую авторучку. - Чтоб на воле лучше
писалось.
"Лучшие их худших", как сказал Александр II о писателях.
Рукопись делается в ссылке, в городе Ермаке на севере Казахстана.
Параллельно с писанием тянется обычная жизнь: служба, чтение, прослушивание
иностранных и советских передач. Лагерное прошлое и ссыльное настоящее
естественно подверстываются и монтируются в голове.
Как раз в день, когда я писал о судьбе Бори Цимбала, прослушал передачу
"Голоса Америки". Инкор беседовал с каким-то московским судьей и оповестил о
неизвестном феномене советской жизни: "Мы в Америке наблюдаем постоянно
нарушение юридического правопорядка в делах диссидентов. Но рядом с ними
существует огромная сфера уголовного права, где в годы правления Брежнева
происходил прогресс и укреплялось право."
И мне захотелось поговорить немного как раз не о нас, о диссидентах или
о КГБ, а напротив - об обычном правопорядке и о работе простого советского
МВД и нормальном, а не политическом судилище.