"Мартин Хайдеггер, Карл Ясперс. Переписка, 1920-1963 " - читать интересную книгу автора

раствориться в непосредственном общении. Но после ректорства и злоключений
нацистского периода путь к окончательному объяснению проходит через письмо ,
через письма, которые и делают его невозможным.

После войны условия встречи, которая должна столь многое прояснить,
формулирует Ясперс; он добивается решающего признания, которое, по мнению
Хайдеггера, невозможно в сфере фактичности, где не происходит ничего
принципиального. "Простое объяснение будет изначально до бесконечности
превратным*', - предупреждает фрайбургский философ (письмо 129). Кроме того,
остается неясным, как Ясперс проделывает свой отрезок пути к встрече и
решающему объяснению. Ведь "боевое содружество" 201х годов основывалось на
общей оценке тогдашней ситуации; и, по сути, Ясперсу предстояло разобраться
со своей укорененностью в том времени так же, как и его бывшему другу. Но
условия формулирует именно он, и, к сожалению, важнейшим из них оказывается
зона предполагаемой невинности, из которой он говорит. Речь вдет, конечно,
об интеллектуальной, а не политической невинности; в политическом смысле, по
Ясперсу, в существовании национал-социалистского режима виновны все немцы.
Мы, сказал он в 1945 году, не вышли на улицу, когда депортировали наших
еврейских сограждан, мы не протестовали. Следовательно, в том, что мы
живы, - наша вина. "Мы жили в государстве, которое совершило эти
преступления. Мы сами, правда в моральном [курсив мой. - М. Р.] и
юридическом

26

Метаморфозы великих гномов

смысле слова, невиновны. Но поскольку мы были гражданами этого
государства, мы не можем отделить себя от него. А это означает, что вместе с
новым государством мы отвечаем за содеянное государством преступным. Мы
должны нести последствия. Это означает политическую ответственность
(Haftung)" - читаем в тексте Ясперса "Автопортрет"8. Казалось бы,
совершается радикальный жест, акт вменения коллективной вины, но в нем
удивительным образом отсутствует моральная ответственность каждого
отдельного лица; оказывается, что некто, нравственно невинный, добровольно
принимает на себя вину преступного государства, отвечает за него.
Открывается лазейка чистой совести, берущей на себя чьи-то грехи. Бывший
друг, очевидно, не попадает в категорию людей нравственно невинных, и ему
надлежит каяться; в его случае добровольной ответственности явно
недостаточно.

Конечно, публичное объяснение не состоялось прежде всего потому, что в
нем не было нужды, оно состоялось в той невозможности состояться, каким
являются тексты обоих философов. После войны различия между тем, что они
делают, становятся столь существенными, что их уже нельзя ликвидировать в
акте дружбы, а тем более в ходе публичной дискуссии. Остается апелляция к
"ранним годам" как к некоему Золотому веку. Но если внимательно читать
письма 20-х годов, выяснится, что нечто, магическим образом пропадавшее в
моменты личных встреч, потом вновь и вновь появлялось, требуя в качестве
компенсации новых встреч и т. д.