"Борис Хазанов. Страх (Повесть ни о чем) " - читать интересную книгу автора

свет.
Как сейчас вижу поздний вечер, пустую комнату-- родители уехали на
дачу, - за столом неподвижную спину высокого, сутуловатого молодого
человека и затылок с косицами волос. Это я. Передо мной, опертая на
хлебницу, стоит книга Ганса Фаллады "Каждый умирает сам за себя".
(Русскому читателю эта книга известна под названием "Каждый умирает в
одиночку").
Как вы помните, в ней рассказывается о стране, где все боялись друг
друга, потому что каждый подозревал в другом доносчика. Люди затыкали уши,
чтобы не слышать слова правды, и потому тот, кто их произносил, был обречен
заведомо, с самого начала. Он был обречен задолго до того, как был выслежен
и арестован тайной полицией.
В этот день я с утра читал этот роман, которому суждено было сыграть
какую-то неясную, но очень важную роль в моей жизни, и находился под сильным
впечатлением от него.
Тыча вилкой мимо тарелки, я дошел до того места, когда комиссар
объясняет, что бывает с теми, кого схватит гестапо. (В эту минуту раздался
телефонный звонок.)
"Знаешь, Клуге, они посадят тебя на табуретку, а прямо перед тобой
поставят рефлектор страшной силы, и ты будешь все время смо-феть на него и
изнемогать от жары и нестерпимого света. И при этом они будут непрерывно
допрашивать тебя, они будут меняться, но тебя никто не сменит, как бы ты ни
был измучен. А когда ты упадешь от усталости, они поднимут тебя пинками и
ударами кнута и будут поить тебя соленой водой, а когда..."
Телефон звонил и звонил в коридоре, он надрывался, как плачущее дитя. Я
бросил вилку и пошел из комнаты.
"Да",-- сказал я раздраженно. И вдруг услышал голос Светланы.
В моей ладони, под ухом у меня шевелился этот тихий, прелестный голос,
как будто прилетевший с другого края вселенной, а я стоял и слушал с
внезапно и безумно забившимся сердцем. Я стоял, и голова моя шла кругом.
"Да, да, - пролепетал я,--я слышу тебя, это я... Ты разве в городе?" Она
ответила, что не может долго разговаривать: она звонит из автомата. Да, она
не уехала, планы расстроились. Ей скучно.
Ей скучно! Ей нужен я! Повесив трубку, я понял, что моя жизнь
повернулась на сто восемьдесят градусов. Я воротился в мою пустую комнату и,
не зная, за что взяться, прошагав битый час из угла в угол и кругом стола,
уверился наконец в том, что меня любят. Что еще мог означать этот
неожиданный звонок, эта смелость, с которой она, поборов стыд, сама сделала
первый шаг, этот волнующийся - сам слышал - голос! В тарелке лежали
остывшие макароны, раскрытая книга осталась стоять перед хлебницей.
Настроение переменилось, и ничто из того, о чем я думал час тому назад,
больше меня не занимало. Полицейский комиссар умер, кого теперь интересовал
вкрадчивый шорох его речей? В первом часу ночи под орызжущим светом
оголенной лампы я уселся бриться, потому что одним из предрассудков моего
мужского кокетства было убеждение, что для того, чтобы нравиться, нужно быть
чуточку небритым.
Утром, заложив руки под голову, я предавался сладким и волнительным
грезам. Мысленно я произносил длинную речь, в которой признавался ей, молча
и страстно слушающей, в своих чувствах. За этим объяснением последовала
яичница, я проглотил ее в полной прострации.