"Борис Хазанов. Далекое зрелище лесов (роман)" - читать интересную книгу автора

разгладить, чтобы восстановить то, навсегда ушедшее время жизни. И вот
тут-то меня подстерегает ловушка! Чем больше я втягиваюсь в процесс
"восстановления", тем гуще и тесней становится моя память, похожая на
многонаселенную коммунальную квартиру; подробности обступают меня - вещи,
лица, песни, запахи, и, когда наконец я застаю мое "я" уже полностью
сформированным, оно убегает от меня, мелькает за рухлядью жизни, за старыми
вещами комнат на лестницах и чердаках, за мокрым бельем, развешанным во
дворе, и пропадает в переулках, где я помню каждый дом. Голоса зовут меня с
улицы, и мне некогда оставаться наедине с собой.
Спрашивается: не есть ли мое "я", каким его возвращает прошлое, чистое "я"
воспоминаний, не отягощенное анализом, не удвоенное моим сегодняшним "я",-
не есть ли оно простая сумма этих впечатлений? Нечто такое, чего попросту
нет вне впечатлений, пресловутая чистая доска?
Я снова стал думать о том, что ошибка - в выбранном мною способе изложения,
в соблазне объективизма. Я намеревался составить протокол своей жизни,
пожалуй, что-то вроде естественно-научного описания; мне казалось, что таким
способом я сумею объяснить самому себе свою жизнь. Передо мной маячил
призрак сверхъязыка, на котором я смог бы ее описать, выразить истину о
самом себе, как бы выбравшись из собственной шкуры и воспарив над своим "я".
Но такого языка не существует.
Погруженный в размышления, я пересек огородное поле, вода все еще хлюпала
под ногами, я обходил лужи и озерца, пробирался между кустами, стоящими в
воде, вышел на берег. Река вернулась в свое русло, но прибрежная полоса
песка была еще затоплена. Я брел вдоль берега, обходя заводи, в засученных
брюках, перекинув через плечо связанные шнурками ботинки, постепенно мои
мысли приняли другое направление, можно сказать, что они следовали изгибам
реки. Мутные вздувшиеся воды катились мне навстречу, река бежала все
быстрей, воды блестели, кое-где обнажился песчаный берег в клочьях травы, в
пятнах грязной пены, усыпанный черными щепками, мокрым мусором, брошенным на
полдороге, поток бурлил, образовав горловину, кустарник превратился в лес,
река неслась между глухими зарослями, я заметил полузатопленную переправу,
вода перекатывалась через поваленное дерево. Привязанная к торчащим кверху
обломкам корней, качалась и билась о ствол лодка, полная воды, она напомнила
мне ту, в которой плыли гармонист и баба-семга.
ХII
Далекий призрак лесов. Эти слова показались мне удачным заголовком для моего
будущего труда. Я начертал их на отдельной странице и любовался ими, прежде
чем понял, что они все-таки не годятся. Они отвлекали меня от цели. Они
пришли мне на ум еще тогда - сколько же дней прошло с тех пор? - когда
впервые, выйдя на крылечко, я обвел очарованным взглядом окрестность.
Туманная, пепельно-голубая кромка на горизонте, далекий, дальний призрак -
сколько до него ни шагай, никогда не дойдешь. Этот ландшафт наводил на мысль
о мифическом времени, где ничего не происходит или, вернее, все происходит
одновременно. Не оттого ли деревянные башенки, непременную принадлежность
дачной архитектуры, мое воображение превратило в башни рыцарских замков?
В шлеме с крестообразной прорезью, с мечом и щитом, на котором был намалеван
мой герб, я стоял у калитки в предвкушении вражеского набега, я не успел
загореть, мои ноги еще не были искусаны комарами: последнее лето на даче,
последний, может быть, день детства. Я вспомнил, что сегодня как раз этот
день. Мы выехали из города накануне, на грузовике, где стояли корзины,