"Поль Хайм. Повесть о Гернике " - читать интересную книгу автора

Походка её отяжелела, движения стали медлительными, а ей всего-то тридцать.
От всех наших несчастий мы начали преждевременно стареть. Однако мужчины и
по сей день обращают внимание на Кармелу, заигрывают, улыбаются, смотрят ей
вслед. Может, это ещё и из-за её не совсем типичной для наших мест
внешности. Наверное, они ждут от неё какой-то особой, необыкновенной
чувственности? Помню, как едва став девушкой, я ужасно смущалась, замечая
столь повышенное мужское внимание к моей сестре.
Вспоминаю, как в Инцуби, Мендате, Аулести, в Арбацеги, где мы тогда
жили, на танцах мальчишки осаждали её. Всем им хотелось танцевать хоту
только с ней. А как она исполняла фанданго! Прямо как в Севилье. Такая
красивая, соблазнительная, грациозная, гибкая. Мне, пятнадцатилетней
девчонке, становилось капельку грустно.
Тксомин уже тогда говорил мне с затаенной обидой, что не надеется
получить от дона Исидро согласия на наш с ним брак, ведь для моих он парень
без будущего. Дон Исидро Эчеваррия!.. Все наши соседи, местные фермеры,
явно не без издевки звали отца исключительно доном Исидро, а за глаза иной
раз и просто "доном". Пожалуй, только он один не улавливал явной насмешки в
этом их подозрительно нарочитом почтении.
Неотесанный, тупой мужлан, алкоголик... Его властность и вздорность
были постоянным источником страха для меня. Только от одного его голоса у
меня внутри все холодело. Возвращался домой он поздно, вечно пьяный. В
нашей деревне, где все мужчины держались с достоинством, отец был просто
белой вороной. Но мама наша принимала его таким, каким он был; она вообще
не решалась ни в чем ему противоречить. Помню, как мы с сестрой не могли
заснуть. Из спальни родителей доносились громкие голоса обоих, потом вдруг
истошные крики, вопли, всхлипывания, оханья, хрипение... Мне всегда
становилось жутко не по себе. Я залезала в кровать к Кармеле, прижималась к
ней, плакала от волнения; думала, что родители ругаются, отец бьет маму.
Кармела успокаивала меня, как могла. Ну а вскоре мы с сестрой уже слышали,
как родители наши весело гогочут.
Кармела берет меня за руку.
- Может, окно закрыть? Ты вся дрожишь.
- Это от усталости, пойду немного ещё полежу. Займешься мамой?
- Конечно, конечно, Эухенита. Как прошла ночь?
- Какой страшный ветер дул с юга! В операционной слышны были взрывы.
Кажется, где-то в Гарэ или в Аморебите.
Монастырь, где теперь разместился военный госпиталь, находится на
самой окраине, как раз в нескольких минутах от нас. Я как обычно спускаюсь
по нашей Гойенкалье, сворачиваю направо, иду садами мимо церкви
Санта-Мария, мимо дома Марии Арриен... Весна в этом году ранняя, все кругом
распускается, цветет, в воздухе пахнет акацией, благоухает эвкалипт, но
совершенно не слышно птиц. Грохот артиллерии распугал их, теперь они вьют
свои гнездышки где-нибудь в окрестных горах. А я так всегда любила посидеть
в прохладной тени, ощутить ласковое дуновение нежного летнего ветерка,
послушать, как поют птички. Тксомин учил меня узнавать пение летящей
славки, отличать "цвитт" коноплянки от "си-си-си" синицы. Тксомин...
Каждую вторую ночь мы с Кармелой по очереди дежурим в госпитале,
помогаем нашей кузине Кармен. Она - старшая медсестра у капитана Хуана
Кортеса, главврача госпиталя. Операции идут без перерыва, и днем, и ночью.
Не понятно, когда он только спит. Мы заступаем на дежурство в восемь