"Поль Хайм. Повесть о Гернике " - читать интересную книгу автора

Маме не приходит в голову, что достаточно протянуть руку, чтобы выключить
мешающий ей свет. На тумбочке рядом с её кроватью стоит подсвечник, и мы с
Кармелой всегда следим, чтоб там была свеча, а рядом обязательно коробок
спичек. Мы живем в середине Гойенкалье, в доме семнадцать, под самой
крышей. У мамы темная комната, без окна, как и у Кармелы. Рядом с маминой
комнатой туалет, за ним кухня. Улочка шириной не более метра отделяет наш
дом от соседнего. В этой узкой "колбасе" даже летом почти не бывает солнца.
На кухне, скудно освещенной через слуховое оконце, из мебели только шкафчик
для посуды - рядом каменная мойка и чугунная дровяная печка. Она у нас не
только для готовки, но и для обогрева, это в нашей квартире единственный
источник тепла.
- Хочешь кофе? У тебя такой измученный вид.
- Я пила кофе в полночь, в перерыв, ну и потом в три часа ещё чашечку
впопыхах, как раз перед тем, как идти обмывать умерших.
- Как ты можешь называть кофе те помои, что нам дают в госпитале?
- Ну, Кармела, ты ведь понимаешь, все к тому и идет... Беженцы
опустошают магазины. Продовольственные запасы города тают. Они не
предназначены для такого огромного количества людей. Город сжимает кольцо
блокады. Гороха - и того скоро уже нигде не сыщешь.
Для нас с сестрой завтрак - святой момент. Мы вдвоем, мы вместе,
изливаем друг другу душу, вспоминаем прошлое, готовим себя к новым
испытаниям, к ожидающим нас новым тяготам войны. Каждое утро одна из нас
берет на себя маму: умывает её, одевает, пока другая отсыпается после
ночного дежурства. Уже полгода прошло, как наша мама слегла. У неё
недержание. Запах мочи преследует меня. Я всюду чувствую его, он настигает
меня, едва я вхожу в дом, начинаю подниматься по лестнице. Я открываю
окошко нашей галереа, так у нас обычно называют крытый с деревянными
застекленными рамами балкон. Пока мама окончательно не слегла, мы, уходя на
работу, оставляли её в этом нашем маленьком зимнем саду. Выносили туда
кресло, в нем её тучному беспомощному телу было вполне комфортно. Отсюда
она наблюдала за жизнью на Гойенкалье: за случайными прохожими, за
проезжающими по нашей улице скрипучими повозками, груженными овощами,
мясом, бочками вина. Отсюда мама приветствовала выглядывающего из дверей
своей маленькой парикмахерской цирюльника Клаудио. Ближе к одиннадцати она
могла наблюдать за завсегдатаями "Таверны Васка", пришедшими как обычно в
свое любимое заведение пропустить стаканчик-другой белого вина или вермута.
Кармела ставит на клеенку дымящиеся чашечки кофе, намазывает хлеб
медом, настоящим медом с воском. Его нам привозит брат Тксомина Иньяки со
своей пасеки на их касерио1 под Маркиной - там, где они с Тксомином
родились. Сестра наливает мне молоко. Делает она это старательно, с очень
серьезным видом, слегка насупив брови. У неё есть определенное физическое
сходство с нашим отцом. Светлые глаза (наша бабушка с отцовской стороны
была немкой), легкое облачко пушистых каштановых волос, обрамляющее высокий
открытый лоб. Кармела старше меня на три года. Я же похожа на маму, у меня
её матовый цвет лица, черные блестящие волосы, тот же профиль. Раньше нас с
ней даже принимали за сестер.
Я с самого детства ужасно люблю мою сестру Кармелу и не перестаю
восхищаться ею. Это чувство к ней, думаю, я не утрачу никогда, оно
останется со мной навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Она встает, идет за
сахаром. Я обращаю внимание на её слегка раздавшиеся, округлившиеся бедра.