"Поль Хайм. Повесть о Гернике " - читать интересную книгу автора

вечера. Уже который месяц на ужин мы довольствуемся фасолевым супом, раз в
неделю при варке добавляем в него кусок сала; ну а на обед готовим себе
тортиллью из картошки или из не очень злого стручкового перца.
По понедельникам я отправляюсь на рынок в поисках пропитания, бегаю
по привокзальным лавочкам. Меня это ужасно изматывает. Кругом все так
дорого! Вчера за один литр масла я отдала две песеты. Кто бы мог подумать,
что настанет день, когда треска и обычное мясо будут стоить одинаково! В
воскресенье (а зарплату дон Серафин дает нам по субботам), если очень
повезет и при мне на рынок завезут скумбрию, мы пируем: на ужин у нас рыба
с рисом и турецким горохом, нутом. Но такое случается, увы, не часто.
Я работаю на обувной фабрике у Серафина Обьера, что на площади, рядом
с мэрией. Длинной иглой прикрепляю ремешки к подошвам специальными стежками
восьмеркой. Кармела выполняет куда более тонкую ответственную работу, делая
кожаную обшивку самой дорогой у нас модели, так называемых "аргентинских
сандалий". Серафин Обьера продает их по две песеты за пару. Нам с сестрой
он платит по двадцать пять в неделю.
- Кортес, надо думать, был, как всегда, невыносим?
Кармела терпеть не может Кортеса. Она рассказывала мне, как во время
операции он ненароком то локтем, то рукой задевает её бедро или грудь. Его
глаза в металлических очках смотрят поверх белой хлопчатобумажной маски
всегда так нахально вызывающе. Как я её понимаю...
- Грубый мужлан. От него омерзительно несет перегаром и чесноком. Не
выношу его жестокосердия. У этого человека нет элементарного чувства
сострадания к людям. Это ведь не по-христиански!.. Зато вот хирург он от
Бога, а какой блестящий диагност!
Я рассказываю Кармеле, как мы с Кармен в два часа ночи принесли
Кортесу на носилках раненого. У того была огромная дыра в животе, из
которой фонтаном била кровь. Кортес, сдвинув на нос очки, склонился над
раненым и тот час отрицательно помотал головой. "Но доктор..." - стала было
настаивать Кармен. Тут он начал орать: "Уносите немедленно, сами видите,
здесь уже ничего не сделаешь!" Солдат смотрел на меня с таким отчаянием! С
трудом сдерживая рыдания, он просил позвать священника.
- Ну и?
- Он умер прежде, чем я успела от него отойти!
- Представь только, этот человек ищет любой предлог - будь то
отсутствие перевязочного материала, анестезии, спирта, ваты... Ему лишь бы
отказаться; оперирует только тех, кого точно знает, что спасет, всех
остальных бросает умирать.
- Да, именно... Этих истекающих кровью бедолаг он оставляет нам. На
наших руках они умирают. Это мы должны закрывать умершим глаза, а до того
волноваться, чтобы их крики и рыдания не напугали других раненых, которые
ещё ждут, на что-то надеются. Я уже больше так не могу, Кармела, я боюсь.
Мне страшно.
- Девочка моя маленькая, пойди отдохни, постарайся немного поспать.
Настойчивые стуки в дверь: "Сестра Эухения! Сестра Эухения!" Где это
я?.. Так это был всего лишь сон... Вчера вечером я словно куда-то
провалилась. Опять кошмар того самого воскресенья, той ужасной ночи в
госпитале. Три года прошло. Не знаю, может, всему виной лихорадка, мучащая
меня уже которую ночь. А может, и не в ней вовсе дело, а в самих моих
воспоминаниях, от них меня и лихорадит?.. Я с ума схожу. Вероятно, я давно