"Вэл Хаузлз. Курс - одиночество " - читать интересную книгу автора

несколько простых маневров в этом роде, и вот уже утро четверга. Ветер -
зюйд-вест, четыре-пять баллов. Сильная облачность. Умеренное волнение и
зыбь, но видимость хорошая. Вскоре после рассвета на траверзе, как я и
ожидал, снова появились мои друзья дельфины. Они не стали докучать мне
расспросами, просто поздоровались, и я ответил им самым учтивым образом.
Пасмурная погода не позволила взять высоту солнца в полдень. Это меня
ничуть не обеспокоило, однако вызвало недуг, которого я прежде не знал.
Впервые с начала гонок приступ скуки, так сказать, профессиональное
заболевание, грозящее любому одиночке, а впрочем, вполне излечимое.
Вспомнились вопросы, которые мне задавали после моего первого
одиночного плавания.
Люди часто говорят о скуке, ставя знак равенства между ею и
одиночеством. Всю жизнь они пребывают в заблуждении, причем настолько
погружены в свой искусственный мирок, что им недосуг вникать в душу и
чувства тех, кого они призваны стимулировать.
"Чем нам еще заняться?" - плачут их дети, а в ста ярдах - река, которую
надо пересечь, горка, на которую надо взобраться, угол, за который надо
завернуть, и откроется богатейший мир, а не сделают этого, не вырвутся на
волю - и не оценят ее, тоже всю жизнь будут стремиться туда, где людно.
Я порой сержусь, когда меня считают способным скучать, зато мне
почему-то льстит вопрос, бываю ли я одиноким. Сержусь, потому что хочу этим
показать, что я и мог бы скучать, да не до этого, одиноким - да, бываю,
бывал и сейчас бы не прочь побыть один. И все это не может заслонить того
факта, что в четверг, 23 июня, в четыре часа дня я заскучал. А кто меня
упрекнет? Один на маленькой яхте и одинаково далеко до Азорских островов,
юго-западной Ирландии, островов Силли, Ушанта и Кабо-Вильяно.
Как это бывает с большинством людей, томящихся от безделья, куча вещей
требовала моего внимания. Один из рабочих стакселей сильно истрепался в тех
местах, которые постоянно терлись о ванты. Соображая, из чего бы сделать
заплату для териленового паруса, я с радостью вспоминаю, что в аптечке есть
липкий эластичный бинт для накладывания шин на сломанные конечности.
Заключаю - быть может, несколько поспешно, - что он мне не понадобится, зато
будет отличная предохранительная накладка, и сперва леплю, потом пришиваю
бинт на самые износившиеся участки стакселя. Воодушевленный своим открытием,
тотчас нахожу ему новые применения. Перекрещивающиеся шкоты, гремучие
кружки, дребезжащие стаканы, подвернувшийся карандаш - все изолируется от
своего непосредственного окружения. Яхта становится похожей на
перебинтованного кулачного бойца. Увлекшись ролью делателя добрых дел, я
перемыл кастрюли, смотал тросы, прочистил форсунку, вымел пух от одеяла и
смазал вертушку лага. Словом, не давал себе передышки. А на душе все равно
скука смертная. Оставалась одна панацея - стаканчик спиртного, да покрепче.
Вечером, приняв любимую позу - плечи опираются на трап, одна нога
уперта в елань каюты, вторая лежит на ступеньке, - я уныло смотрел под ветер
и впервые чувствовал себя слегка раздраженным, может быть, чуточку
захмелевшим (с трех наперстков виски!) и несколько обескураженным тем, что
моя страсть к одиночным плаваниям через Атлантический океан оказалась не
такой сильной, как я думал. Малодушие тут ни при чем, я твердо верил, что мы
с яхтой в конечном счете доберемся до Нью-Йорка, не сомневался, что мой опыт
и удача решат исход, но меня разочаровал темп продвижения. Посмотри из
люка - насколько хватает глаз, простирается океан. Дальше его протяжение