"Вэл Хаузлз. Курс - одиночество " - читать интересную книгу авторанесколько простых маневров в этом роде, и вот уже утро четверга. Ветер -
зюйд-вест, четыре-пять баллов. Сильная облачность. Умеренное волнение и зыбь, но видимость хорошая. Вскоре после рассвета на траверзе, как я и ожидал, снова появились мои друзья дельфины. Они не стали докучать мне расспросами, просто поздоровались, и я ответил им самым учтивым образом. Пасмурная погода не позволила взять высоту солнца в полдень. Это меня ничуть не обеспокоило, однако вызвало недуг, которого я прежде не знал. Впервые с начала гонок приступ скуки, так сказать, профессиональное заболевание, грозящее любому одиночке, а впрочем, вполне излечимое. Вспомнились вопросы, которые мне задавали после моего первого одиночного плавания. Люди часто говорят о скуке, ставя знак равенства между ею и одиночеством. Всю жизнь они пребывают в заблуждении, причем настолько погружены в свой искусственный мирок, что им недосуг вникать в душу и чувства тех, кого они призваны стимулировать. "Чем нам еще заняться?" - плачут их дети, а в ста ярдах - река, которую надо пересечь, горка, на которую надо взобраться, угол, за который надо завернуть, и откроется богатейший мир, а не сделают этого, не вырвутся на волю - и не оценят ее, тоже всю жизнь будут стремиться туда, где людно. Я порой сержусь, когда меня считают способным скучать, зато мне почему-то льстит вопрос, бываю ли я одиноким. Сержусь, потому что хочу этим показать, что я и мог бы скучать, да не до этого, одиноким - да, бываю, бывал и сейчас бы не прочь побыть один. И все это не может заслонить того факта, что в четверг, 23 июня, в четыре часа дня я заскучал. А кто меня упрекнет? Один на маленькой яхте и одинаково далеко до Азорских островов, Как это бывает с большинством людей, томящихся от безделья, куча вещей требовала моего внимания. Один из рабочих стакселей сильно истрепался в тех местах, которые постоянно терлись о ванты. Соображая, из чего бы сделать заплату для териленового паруса, я с радостью вспоминаю, что в аптечке есть липкий эластичный бинт для накладывания шин на сломанные конечности. Заключаю - быть может, несколько поспешно, - что он мне не понадобится, зато будет отличная предохранительная накладка, и сперва леплю, потом пришиваю бинт на самые износившиеся участки стакселя. Воодушевленный своим открытием, тотчас нахожу ему новые применения. Перекрещивающиеся шкоты, гремучие кружки, дребезжащие стаканы, подвернувшийся карандаш - все изолируется от своего непосредственного окружения. Яхта становится похожей на перебинтованного кулачного бойца. Увлекшись ролью делателя добрых дел, я перемыл кастрюли, смотал тросы, прочистил форсунку, вымел пух от одеяла и смазал вертушку лага. Словом, не давал себе передышки. А на душе все равно скука смертная. Оставалась одна панацея - стаканчик спиртного, да покрепче. Вечером, приняв любимую позу - плечи опираются на трап, одна нога уперта в елань каюты, вторая лежит на ступеньке, - я уныло смотрел под ветер и впервые чувствовал себя слегка раздраженным, может быть, чуточку захмелевшим (с трех наперстков виски!) и несколько обескураженным тем, что моя страсть к одиночным плаваниям через Атлантический океан оказалась не такой сильной, как я думал. Малодушие тут ни при чем, я твердо верил, что мы с яхтой в конечном счете доберемся до Нью-Йорка, не сомневался, что мой опыт и удача решат исход, но меня разочаровал темп продвижения. Посмотри из люка - насколько хватает глаз, простирается океан. Дальше его протяжение |
|
|