"Вэл Хаузлз. Курс - одиночество " - читать интересную книгу автора

способен. В действительности на душе у меня было отвратительно, я нервничал,
чего-то боялся. Хоть бы никто этого не заметил... С полным гротом "Эйра"
прибавила ход, и к тому времени, как мы вышли за мол, я сравнялся с Дэвидом
и Блонди, хотя "Шутник" был на ветре.
Оба фолькбота и "Добродетель" были примерно равносильны. "Шутник" нес
полные паруса и шел хорошо, как будто чуть круче к ветру, чем остальные две
яхты. "Эйра" тоже работала неплохо, я немного отпустил грот и кливер, чтобы
ход был быстрее, чем у соперников. Вскоре мы уже удалились в море на
несколько миль, причем "Джипси Мот" вырвалась далеко вперед, лишь белый
парус мелькал иногда на гребне. Суша нас больше не прикрывала, и волнение
усилилось, свежий вест вместе с сильным отливным течением основательно
изрыли море. Я наладил рулевой автомат и отправился вниз что-нибудь выпить.
Качка была изрядная, а тут еще это несварение желудка (или попросту страх?),
меня подташнивало, и вообще я чувствовал себя паршиво. Во рту пересохло,
поэтому я ограничился стаканом лимонного сока с водой и вернулся на палубу.
Там летела водяная пыль, и яхта, идя круто к ветру правым галсом, сильно
кренилась, так что релинг временами скрывался под водой. Условия были как
раз такие, каких я надеялся избежать в начале гонки. Британские острова
захватила область пониженного давления, над Ла-Маншем и к западу от островов
дул свежий до сильного зюйд-вест.
Всякий одиночный переход очень сложная задача. Одиночное плавание через
Атлантический океан тем более серьезное предприятие, даже самый храбрый
человек задумается над ожидающими его опасностями, во всяком случае, ощутит
некоторое беспокойство. Начало первых трансатлантических гонок одиночек
вымотало из меня всю душу. Я проклинал недобрую погоду, лучше бы стихии вели
себя более сдержанно.
Ветер был ровный, и мы вышли, лавируя, в Ла-Манш скулой к волне. В час
дня на траверзе с правого борта, примерно в полутора милях, появился маяк
Эддистоун; берег Англии уже пропал. Я все время следил одним глазом за
Дэвидом и Блонди и заметил, что "Главная добродетель" настигает меня, неся
большой коричневый генуэзский стаксель. Яхта мчалась, будто поезд, рассекая
гребни и шлепаясь в ложбины. Очевидно, Дэвиду тоже не хотелось быть
последним. Через полчаса после того, как мы прошли траверз Эддистоуна, я
снова поглядел назад. "Шутник" был примерно в миле от меня, ближе к ветру.
Дэвид шел прямо за моей кормой, но его яхта как-то изменилась с виду, что-то
произошло с ее силуэтом. Я достал бинокль и стал водить им, силясь удержать
в поле зрения "Главную добродетель".
Мы по-прежнему шли круто к ветру, с сильным креном переваливая через
встречную волну, и соленые брызги затрудняли пользование биноклем, поэтому
целая вечность понадобилась, чтобы убедиться в том, что я заподозрил с
первого взгляда. "Главная добродетель" потеряла часть мачты.
- Господи, стеньга обломилась!
Ветер унес слова, которые я непроизвольно выкрикнул. На секунду в моей
душе возникла нехорошая мысль, но я поспешил прогнать это порождение
низости.
- Бедняга Дэвид, надо же как не повезло.
В бинокль я видел, что его мачта переломилась как раз над оковками и
верхняя половина беспорядочно болталась, удерживаемая вантами и окутанная
стакселем. С минуту я размышлял над тем, стоит ли повернуть и предложить ему
свою помощь. Взвесив все, я заключил, что вряд ли смогу для него что-либо