"Джон Харви. Ты плоть, ты кровь моя" - читать интересную книгу автора

которая по большей части держалась сама по себе, просто кивая Элдеру, когда
они встречались на дорожке, что вела вниз, к морю, и редко сама с ним
заговаривая.
- Вы не писатель? - поинтересовалась владелица коттеджа, когда Элдер
платил задаток за первый месяц аренды.
- Нет. А почему вы так решили?
Она улыбнулась:
- Ну, мы иногда пускаем их у нас пожить, в надежде подзаработать...
Дэвид Лоуренс[5] инспектором уголовного розыска с тридцатилетним стажем,
состоял в браке, который длился более половины этого срока, имел дочь
четырнадцати лет, и вдруг, совершенно внезапно - или это ему так казалось? -
сдался, вышел в отставку и бросил всех и вся.
В стремлении убежать как можно дальше он случайно обнаружил это место,
да здесь и остался. Две комнаты наверху, две внизу плюс еще кое-что
немногое; мощенные каменными плитами полы, каменные стены; солнечный свет,
когда падал соответствующим образом, пронизывал весь дом от фасада до задней
стены. Если не считать поздравительных открыток, он никому не писал, а через
некоторое время даже и про открытки забыл. Зато много читал. Попробовал
Лоуренса, но скоро бросил. Нашел под лестницей небольшой запас книжек в
отсыревших бумажных обложках: Пристли, Дюморье, Дорнфорд Йейтс. Когда и эти
были прочитаны, он стал подбирать книги, оставшиеся после распродаж в церкви
и прочих подобных мероприятий. Морские рассказы, как обнаружилось, нравились
ему теперь более всего. Фористер, Риман (Александер Кент). В последнее время
он пристрастился к книгам Х.Э. Бейтса.
- Папа!
- Кэт!
Он немного опасался некоторой ее скованности или застенчивости. Сколько
они не виделись? Шесть месяцев? Даже больше. В последний раз они встречались
прошлым летом, в Ноттингемшире это было, и накоротке. Но нет, она крепко
обняла его, прижалась, и он ощутил под всеми одежками ее косточки, такие
маленькие и хрупкие. Ее лицо, где-то внизу, прижималось к его груди, и он
медленно, закрыв глаза, наклонился и прижался лицом к ее голове, тут же
вспомнив, как пахли ее волосы, когда ей было два или три годика.
- Пошли, - сказал он, отпуская ее и отступая назад. - Пошли в дом.

Кэтрин не представляла, что ее здесь ждет: кучи нестираного белья и
дырявые носки, пустые банки из-под пива, немытая посуда? Домик семи гномов
до того, как туда явилась Белоснежка? Одинокий мужчина, совершенно
опустившийся? Но нет, все здесь было в полном порядке и на своих местах;
чашка с блюдцем, тарелка и миска, вымытые после утреннего чая, стояли в
сушке, дожидаясь, когда их уберут. Конечно, он предпринял некоторые усилия
перед ее приездом: все пропылесосил, прибрал, вытер пыль.
- Чай или кофе? Не растворимый кофе, настоящий, из зерен.
Кэтрин стряхнула с плеч свой анорак и повесила его на спинку кресла.
- Ты же не пьешь кофе. Ты же всегда терпеть не мог его запах.
- Ну, вкусы меняются...
Она посмотрела на него из-под опущенных ресниц:
- Чаю бы неплохо выпить.
- У меня байховый, "Пи-джи типс".
- Да все равно.