"Михаил Харитонов. Зимы не будет " - читать интересную книгу автора* * * За ним так и не пришли. Он неподвижно просидел на кровати два дня - с синим томиком в руках. Потом встал. Посмотрел в окно. Вышел на двор, в густую южную ночь. Обильно помочился. Вернулся. Зажёг керосинку, поставил греться кастрюльку с водой. Нашёл в коробочке из-под гуталина две щепотки заварки. Сделал зелёный чай. "...Хорошенький овал лица её круглился", - шуршали слова в голове Виталия Игнатьевича, уставившегося в пиалу, где хороводились чаинки - "как свеженькое яичко, и, подобно ему, белел какой-то прозрачной белизной, когда свежее, только что снесённое, оно держится против света в смуглых руках испытующей его ключницы и пропускает сквозь себя лучи сияющего солнца". "Моему охлаждённому взору" - бормотал он себе под нос, - "неприютно, мне не смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!" Книга лежала у него в голове, шелестя страницами. "Счастлив писатель, который мимо характеров скучных, противных, поражающих печальной своею действительностью, приближается к характерам, являющим высокое достоинство человека..." - бежало под веками, а с другой страницы вдруг откликалось эхом - "...среди недумающих, весёлых, беспечных минут сама собою вдруг пронесётся иная чудная струя: ещё смех не успел совершенно сбежать с лица, а уже стал Шпулин с замиранием сердца чувствовал, что это всё ему, всё это для него, что он становится другим, и в этот миг книга раскрылась перед ним вся целиком, разом, как бесконечная сияющая пропасть, начиная с таракана, выглядывающего как чернослив из уголка второй страницы, и до гремящего воздуха в последнем абзаце. За каждым словом стояла Неодолимая Сила. Гоголевская Поэма и была той необгонимой тройкой, перед которой постораниваются, не могут не посторониться, другие народы и государства. В том числе, конечно, и то, которое незаконно заняло место настоящей правильной России. Конь занёс копыто, и только глумливая пустота после последней точки - там, где путь должен был вымостить Второй Том, - мешала ему опустить свой медный вес на пустую скорлупу совдепии... Шпулин выдернул из-под стола табуретку, положил на неё синий томик, и неуклюже встал на колени. * * * Вера - точнее говоря, навязчивая идея - Виталия Игнатьевича, обретённая им в ту жаркую ташкентскую ночь, была довольно-таки оригинальной. Состояла она примерно в следующем. Primo, сочинение Гоголя, известное как "Мёртвые Души", есть великая богооткровенная книга, сохраняющая Россию, Европу, и весь мир купно, действием заключённой в ней силы. Силу эту Шпулин воображал себе как волшебную воду, которая, как известно, бывает живой и |
|
|