"Михаил Харитонов. Зимы не будет " - читать интересную книгу автора



* * *

За ним так и не пришли. Он неподвижно просидел на кровати два дня - с
синим томиком в руках.
Потом встал. Посмотрел в окно. Вышел на двор, в густую южную ночь.
Обильно помочился. Вернулся. Зажёг керосинку, поставил греться кастрюльку с
водой. Нашёл в коробочке из-под гуталина две щепотки заварки. Сделал
зелёный чай.
"...Хорошенький овал лица её круглился", - шуршали слова в голове
Виталия Игнатьевича, уставившегося в пиалу, где хороводились чаинки - "как
свеженькое яичко, и, подобно ему, белел какой-то прозрачной белизной, когда
свежее, только что снесённое, оно держится против света в смуглых руках
испытующей его ключницы и пропускает сквозь себя лучи сияющего солнца".
"Моему охлаждённому взору" - бормотал он себе под нос, - "неприютно, мне не
смешно, и то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и
немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои
недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!" Книга лежала у него в
голове, шелестя страницами. "Счастлив писатель, который мимо характеров
скучных, противных, поражающих печальной своею действительностью,
приближается к характерам, являющим высокое достоинство человека..." -
бежало под веками, а с другой страницы вдруг откликалось эхом - "...среди
недумающих, весёлых, беспечных минут сама собою вдруг пронесётся иная
чудная струя: ещё смех не успел совершенно сбежать с лица, а уже стал
другим среди тех же людей, и уже другим светом осветилось лицо..." - и
Шпулин с замиранием сердца чувствовал, что это всё ему, всё это для него,
что он становится другим, и в этот миг книга раскрылась перед ним вся
целиком, разом, как бесконечная сияющая пропасть, начиная с таракана,
выглядывающего как чернослив из уголка второй страницы, и до гремящего
воздуха в последнем абзаце. За каждым словом стояла Неодолимая Сила.
Гоголевская Поэма и была той необгонимой тройкой, перед которой
постораниваются, не могут не посторониться, другие народы и государства. В
том числе, конечно, и то, которое незаконно заняло место настоящей
правильной России. Конь занёс копыто, и только глумливая пустота после
последней точки - там, где путь должен был вымостить Второй Том, - мешала
ему опустить свой медный вес на пустую скорлупу совдепии...
Шпулин выдернул из-под стола табуретку, положил на неё синий томик, и
неуклюже встал на колени.


* * *

Вера - точнее говоря, навязчивая идея - Виталия Игнатьевича,
обретённая им в ту жаркую ташкентскую ночь, была довольно-таки
оригинальной.
Состояла она примерно в следующем. Primo, сочинение Гоголя, известное
как "Мёртвые Души", есть великая богооткровенная книга, сохраняющая Россию,
Европу, и весь мир купно, действием заключённой в ней силы. Силу эту Шпулин
воображал себе как волшебную воду, которая, как известно, бывает живой и