"Михаил Харитонов. Кабы не этот Пушкин " - читать интересную книгу автора

- Анекдот, - отрезал Аблеухов. - Да хоть бы и хотел. Государь Николай
Павлович на тот предмет придерживался единственно верного мнения. Кто раз
предал, тот предаст и второй раз, и третий. И в этой самой "Войне и Мире" я
то же самое вижу. По мне, так если уж эмигрировал, будь же ты предан новой
родине. А не так вот, чтобы с кукишем под полою...
- Голос крови, - неопределённо заметил Бугаев. - Толстые всегда по
русской государственной части шли. Как-никак, с петровских ещё времён...
- Ну и шёл бы по государственной части, как подобает, - отрезал
Аполлон Аполлонович. - А не бежал бы к лягушатникам.
- Всё же единственный писатель русского происхождения, известный в
Европе, - вступился Бугаев. - Какая-никакая, а нам слава.
- Вот! Вот чем нас европейцы-то берут! - вскипел Аблеухов. - Славой!
Как будто нет другого достойного поприща, кроме как развлекать досужих
бездельников!
- Досужие бездельники обычно составляют важнейший класс
цивилизованного общества, - вздохнул коллежский асессор.
- И слава Богу, что мы ныне обитаем за пределами цивилизации,
опустившейся столь низко, - твёрдо сказал Аполлон Аполлонович. - Вот уж
воистину утончённое варварство!
- Повторяете Тютчева, - заметил его сотрапезник, поправляя салфетку.
- И что же? Хорошее повтори и ещё раз повтори... Шербет, -
распорядился он, и Мустафа тут же скрылся на кухню.
- Но ваше решение... Не дозволить публикации романа в Российской
Империи на законных основаниях, чтобы не поссориться с французами, при том
негласно поощряя распространение переводов. Тонко! Только вопрос - клюнут
ли либералы...
- Клюнут, - уверенно сказал Аблеухов. - Либералы наши делают
заключения механически, подобно автоматам. Ежели начальство что-то
запрещает - так значит, это самое нужно всячески поднимать на щит. Тем
более, хорошей либеральной литературы в России не появляется. Читали ль вы
пресловутое сочинение Герцена?
- По долгу службы, - скривился Бугаев.
- И как?
- Любопытно... для любителей несвежих сплетен. Но к художественной
прозе отношения не имеет, - молодой помощник пожал плечами.
- Вот-вот, - мстительно поддакнул старик. - Никого у них нет.
- Разве Боборыкин? - вспомнил Бугаев. - Хотя, конечно, никакой он не
либерал, а просто фрондёр.
- Что Боборыкин? Сравнительно с любым европейским писателем средней
руки весь Боборыкин - пфуй! - он сдунул с ладони несуществующее пёрышко.
Принесли шербет и горячее. Мустафа, напустив на себя командирский вид,
принялся распоряжаться расстановкой блюд и приборов, как будто это были
части и дивизии.
- А Толстого роман - не пфуй, - вздохнул Борис, прижимая вилкой кусок
только что сдёрнутого с шампура кебаба и занося над ней нож. - Посудите
сами даже с точки зрения материальной. Четыре тома. Шестьсот сорок пять
персонажей. Охвачена эпоха в семнадцать лет. Вставки на русском языке...
- Велик почёт - вставки на русском! Я лично считаю лучшим достижением
нашей словесности вот его, - он показал глазами на Мустафу. - Потому что
они учат русский, а не английский какой-нибудь, хоть на английском написаны