"Фрэнсис Брет Гарт. Кресси (Повесть)" - читать интересную книгу автора

его собственным выгодным положением в непосредственной близости от местной
красавицы; молодые люди не испытывали к нему ревности, солидные матроны не
находили ничего предосудительного в том, что взрослая девушка, да еще "с
прошлым", поручена попечению учителя чуть ли не одних с нею лет. Этот
комплимент его мнимым монашеским наклонностям был мистеру Форду почти так
же неприятен, как и неумеренные панегирики "Звезды", так что ему
понадобилось припомнить кое-какие грехи своей молодости, чтобы стать выше
этих попыток местной молвы представить его в виде некоего аскета.
Выполняя данное Маккинстри обещание, он выписал для Кресси кое-какие
учебники, достаточно, впрочем, несложные, чтобы подходить для школьницы,
при этом отнюдь не продвинутой. Еще через несколько недель он сделал
следующий шаг и назначил ее "старостой" над младшими девочками, поделив
эту должность между нею и Рупертом Филджи, чье обращение с ветреными
представительницами слабого пола, откровенно именуемого им "безмозглым",
отличалось, пожалуй, чересчур уж резкой и презрительной неприязнью. Кресси
приняла новые обязанности с тем же снисходительным добродушием, что и
новые учебные предметы, и с тем же безмятежным непониманием их
абстрактного или морального смысла, которое нередко ставило его в тупик.
"Какой в этом прок?" - обычно спрашивала она учителя, поднимая на него
глаза, и мистер Форд, теряясь под ее взглядом, откровенно изучавшим его
лицо под предлогом любого вопроса, в конце концов давал ей какой-нибудь
строго деловой, практичный ответ. Однако если предмет неожиданно вызывал
ее прихотливый интерес, она овладевала им с легкостью. Так, один разговор
пробудил у нее на некоторое время склонность к изучению ботаники. Учитель,
считая дисциплину эту весьма подходящей для молодой девицы, завел о ней
речь на перемене и услышал неизменный вопрос: "Какой в этом прок?"
- Ну, предположим, - хитро ответил учитель, - что кто-нибудь,
неизвестно кто, прислал тебе цветы.
- Женишок! - сипло вставил ехидный Джонни Филджи.
Учитель обошел молчанием эту реплику, а также тычок, которым Руперт
Филджи выразил брату свое неудовольствие; он продолжал:
- Разве тебе не интересно было бы узнать по крайней мере, что это за
цветы и где они растут?
- Она у нас может спросить, - возразил ему хор детских голосов.
Учитель не сразу нашелся что сказать. Его окружили десятки зорких
круглых глаз, от которых природе еще никогда не удавалось запрятать свои
тайны, - эти глаза высматривали и замечали, когда распускается самый
ранний цветок; эти пальцы-коротышки, быть может, еще ни разу не листавшие
книгу, знали, где разрыть прошлогоднюю листву над первым анемоном, умели
раздвинуть упрямые колючие ветки, чтобы добраться до скромного,
затаившегося шиповника; эти маленькие ноги сами находили дорогу на дальний
южный склон косогора, где можно нарвать диких тюльпанов, и безошибочно
выбегали на берег, где в камышовых зарослях цвели болотные ирисы.
Почувствовав, что здесь он с ними состязаться бессилен, учитель прибег к
нечестному приему:
- А предположим, что один из цветов оказался непохож на остальные -
его стебель и листья не мягкие и зеленые, а белые, жесткие и покрыты
пушком, как фланель, наверно, для защиты от холода. Разве не интересно
сразу же определить, что он вырос в снегу, и чтобы его сорвать, кто-то
должен был подняться вон туда, в горы, выше снеговой линии?