"Брет Гарт. Мигглс (Авт.сб. "Трое бродяг из Тринидада") (Детск.)" - читать интересную книгу автора

что у меня никогда не было ребенка. В средствах я тогда не стеснялась,
гостей было много - господа вроде вас ко мне захаживали. Ну, продала я
свой салун, купила вот этот домишко, потому что он в стороне от дороги, и
привезла своего ребенка сюда.
Рассказывая все это, Мигглс с чисто женским чутьем и тактом постепенно
меняла положение, чтобы безгласная фигура паралитика оказалась между ней и
слушателями, и, прячась в тени, точно выставляла напоказ немое оправдание
своего поступка. И неподвижный, бесчувственный человек встал на ее защиту;
жалкий, раздавленный божьим гневом, он простирал над ней невидимую руку.
Скрываясь в темноте, но все еще держа его за руку, Мигглс продолжала:
- Не сразу я здесь притерпелась, ведь раньше вокруг меня всегда было
много народу, всегда было весело. Помощницу я найти не могла, а мужчинам
не доверяла. Но все-таки мы с Джимом постепенно обжились на новом месте -
что нужно, выписываем из Норт-Форка, а иногда здешние индейцы помогают.
Изредка наезжает к нам доктор из Сакраменто. Приедет и спросит: "Ну, как
наш ребенок, Мигглс?" - это он Джима так зовет, - а на прощание всегда
скажет: "Молодчина вы, Мигглс, да хранит вас господь!" И после этого мне
здесь не так одиноко. А последний раз он уже собрался уходить и вдруг
говорит: "Знаете, Мигглс, ваш ребенок скоро вырастет, станет взрослым
мужчиной, гордостью своей матери, только не здесь, Мигглс, только не
здесь!" И ушел такой грустный... - Тут и голос и головка Мигглс совсем
скрылись в темноте.
- Здешний народ очень добрый, - продолжала она, помолчав, и снова
пододвинулась к свету. - Мужчины из Норт-Форка первое время слонялись
вокруг да около, но скоро поняли, что никому они тут не нужны, а женщины -
чуткие: не показываются. Сначала мне было очень одиноко, но летом я
набрела в лесу на Хоакина, еще совсем маленького, научила его служить,
просить подачку. Потом у меня есть Полли - это сорока, - она знает столько
всяких штучек, с ней не соскучишься по вечерам. И теперь мне не кажется,
что я здесь единственное живое существо. А Джим... - Мигглс рассмеялась
своим прежним смехом и еще ближе подсела к очагу. - Джим... да вы даже
представить себе не можете, сколько он всего понимает, - а ведь так болен!
Иной раз принесешь домой цветы, и он смотрит на них, будто и вправду
знает, что это такое. А когда мы сидим одни, я читаю ему вслух вот то, что
у нас на стенах. Господи боже! - Мигглс весело рассмеялась. - За эту зиму
я прочитала ему целую стену сверху донизу. Такого охотника послушать
чтение и не найдешь больше!
- А почему, - спросил судья, - почему бы вам не выйти замуж за этого
человека, которому вы посвятили свою молодость?
- Да видите ли... - ответила Мигглс, - пожалуй, нехорошо это будет -
воспользоваться его беспомощным состоянием. А потом, если мы станем мужем
и женой, тогда то, что я сейчас делаю добровольно, я должна буду делать по
обязанности.
- Но вы еще молоды и хороши собой...
- Время позднее, - сдержанно сказала Мигглс, - укладывайтесь лучше
спать. Спокойной ночи, друзья! - И, закутавшись в одеяло, она легла рядом
с креслом Джима, положила голову на скамеечку, подставленную ему под ноги,
и затихла.
Огонь в очаге медленно угасал. Не говоря ни слова, мы разобрали свои
одеяла, и скоро в длинной низкой комнате ничего не стало слышно, кроме