"Брет Гарт. Мигглс (Авт.сб. "Трое бродяг из Тринидада") (Детск.)" - читать интересную книгу автора

Наш пол - разумеется, уважаемый сэр, я имею в виду более сильную
половину рода человеческого - обычно застрахован от обвинений в
любопытстве и любви к сплетням. Однако я вынужден сказать, что не успела
Мигглс закрыть за собой дверь, как мы сбились в кучку и начали
перешептываться, хихикать, ухмыляться, высказывать различные подозрения,
предположения и тысячи всевозможных догадок насчет нашей очаровательной
хозяйки и странного хозяина. Боюсь даже, что мы потревожили несчастного
паралитика, который восседал среди нас в кресле эдаким безгласным Мемноном
[в греческой мифологии - царь Эфиопии, союзник троянцев в Троянской войне;
воздвиг в Фивах храм, перед которым возвышались две огромные статуи; одну
из них считали изображением Мемнона; поврежденная во время землетрясения,
статуя - очевидно, от нагревания - стала издавать на рассвете звук,
который воспринимался как приветствие; после реставрации звук прекратился,
Мемнон как бы онемел; здесь: Джим после болезни стал неподвижен и нем,
т.е. уподобился безгласному Мемнону] и невозмутимо, точно дух прошлых
времен, взирал своими безжизненными глазами на нашу мирскую суету. В самый
разгар споров дверь открылась, и Мигглс снова вошла в комнату.
Но это была уже не та Мигглс, которая два-три часа назад ослепила нас
своим появлением. С одеялом в руках, она в нерешительности остановилась на
пороге, потупилась, и мы сразу почувствовали, что ее пленительная простота
и смелость остались где-то там, позади. Войдя в комнату, она придвинула к
креслу низкую скамейку, села, набросила одеяло на плечи и сказала:
- Если это вам не помешает, я останусь здесь, больше мне негде. - Потом
взяла морщинистую руку паралитика и отвернулась к потухающему очагу. Мы
почувствовали, что это - только начало откровенного разговора, и,
устыдившись своего недавнего любопытства, промолчали. Дождь все еще
барабанил по крыше, порывы ветра долетали в очаг, сдувая пепел с углей. Но
вот, лишь только стихии на минуту умолкли, Мигглс подняла голову, откинула
волосы со лба и, повернувшись к нам, спросила:
- Кто-нибудь из вас меня знает?
Ответа не последовало.
Ну-ка, припомните! Я жила в Мэрисвилле в пятьдесят третьем году. Меня
там все знали, да это и не удивительно. До того как поселиться с Джимом, я
держала салун "Полька". С тех пор прошло шесть лет. Должно быть, я
порядком изменилась.
Мигглс, вероятно, смутило то, что никто ее не узнал. Она отвернулась к
огню и, помолчав несколько секунд, снова заговорила, но уже гораздо
торопливее:
Я думала, кто-нибудь из вас меня вспомнит. Ну что ж, не беда! Я вот что
хотела сказать: Джим, - она взяла его руку в свои, - уж он-то меня знал
хорошо, он потратил на меня уйму денег. Наверно, все, какие у него только
были. И вот как-то раз - этой зимой будет шесть лет с того дня - Джим
пришел в мою комнату за стойкой, сел на диван, вот как он сейчас сидит в
кресле, и больше без чужой помощи не шевельнулся. Расшибло его сразу он
так и не понял, какая с ним стряслась беда. Доктора говорили: это расплата
за прошлое - ведь он жил весело, себя не берег... Говорили, ему уж не
поправиться и долго не протянуть, советовали отправить его в больницу во
Фриско, кому, мол, такой нужен? Ведь он как малый ребенок и таким
останется навсегда. А я слушала их, слушала и сказала: "Нет!" Сама не знаю
почему - может, глаза Джима так на меня подействовали, а может, потому,