"Брет Гарт. Мигглс (Авт.сб. "Трое бродяг из Тринидада") (Детск.)" - читать интересную книгу автора

одежды.
- Вот оказия-то! - сказал Билл, смущенно поглядывая на нас и пятясь от
кресла.
Тогда судья выступил вперед и с нашей помощью усадил это беспозвоночное
существо в прежней позе. Мы послали Билла с фонарем на разведку около дома
- должны же быть поблизости люди, которые присматривают за этим
беспомощным человеком, - и столпились около очага. Тем временем судья,
вновь обретший свой авторитетный тон и общительность, стал спиной к огню и
обратился к нам, точно к присяжным, со следующей речью:
- Совершенно очевидно, что наш почтенный друг достиг того возраста,
который Шекспир уподобляет "желтому, увядшему листу", или же он является
жертвой преждевременного угасания всех своих духовных и физических сил.
Если это тот самый Мигглс...
Но тут его речь была прервана возгласами: "Мигглс! Эй, Мигглс! Мигглс!
Мигг!" Это имя повторялось на разные лады все тем же голосом, который мы
слышали раньше.
Несколько секунд мы в тревоге смотрели друг на друга. Судья даже
поспешил сойти со своего места, так как голос, казалось, шел у него из-за
плеча. Однако источник этих звуков был скоро обнаружен: на полочке над
очагом сидела большая сорока, погруженная теперь в гробовое молчание, что
составляло странный контраст с ее недавней болтливостью. Не оставалось
никаких сомнений, что ее-то голос мы и слышали на дороге. Значит, наш
друг, сидевший в кресло, был неповинен в этой бесцеремонной выходке. Юба
Билл, после безрезультатных поисков снова появившийся в комнате, нехотя
выслушал это объяснение и по-прежнему подозрительно поглядывал на
беспомощного инвалида. Биллу удалось обнаружить на дворе сарай; поставив
туда лошадей, он вернулся к нам, промокший до нитки и настроенный весьма
скептически.
- Тут на десять миль вокруг ни живой души, кроме него. Он, прохвост,
прекрасно это знает!
Но вскоре оказалось, что правда была на стороне большинства. Только
Билл перестал ворчать, как мы услышали на крыльце быстрые шаги и шуршанье
мокрой юбки. Дверь распахнулась настежь, и, сверкнув белоснежными зубами,
с искоркой в карих глазах, без тени чопорности или смущения в комнату
вошла молоденькая женщина. Она затворила за собой дверь и, с трудом
переводя дух, прислонилась к ней спиной.
- Прошу прощения. Мигглс - это я.
Так вот кто такая Мигглс! Большеглазая молоденькая женщина с полной
шейкой и стройным станом, женственность которого еще больше подчеркивало
промокшее платье из грубой синей материи. Начиная с копны каштановых волос
под мужской клеенчатой зюйдвесткой и кончая крохотными ножками, утопающими
в тяжелых мужских сапогах, - все в ней было грациозно. Так вот кто такая
Мигглс, и эта Мигглс смеется, глядя на нас, веселым, задорным, беззаботным
смехом.
- Понимаете, в чем дело, друзья, - прерывающимся голосом заговорила
Мигглс, прижимая к груди маленькую ручку и словно но замечая, что мы не
находим слов от неожиданности, а Юба Билл, на лице которого появилось
выражение ничем не объяснимого блаженства, стоит совсем обалдевший. -
Понимаете, в чем дело: когда вы проезжали мимо нашего дома, я была мили за
две отсюда. Думала, вы, может, завернете к нам, и всю дорогу бежала бегом