"Брет Гарт. Счастье Ревущего Стана (Авт.сб. "Трое бродяг из Тринидада") (Детск.)" - читать интересную книгу автора

исхода событий.
Возле хижины собралось человек сто. Один или двое из них скрывались от
правосудия; имелись здесь и закоренелые преступники, и все они, вместе
взятые, были народ отпетый. По внешности этих людей нельзя было догадаться
ни о их прошлом, ни о их характерах. У самого отъявленного мошенника был
рафаэлевский лик с копной белокурых волос. Игрок Окхерст меланхолическим
видом и отрешенностью от всего земного походил на Гамлета; самый
хладнокровный и храбрый из них был не выше пяти футов ростом, говорил
тихим голосом и держался скромно и застенчиво. Прозвище "головорезы"
служило для них скорее почетным званием, чем характеристикой.
Возможно, у Ревущего Стана был недочет в таких пустяках, как уши,
пальцы на руках и ногах и тому подобное, но эти мелкие изъяны не
отражались на его коллективной мощи. У местного силача на правой руке
насчитывалось всего три пальца; у самого меткого стрелка не хватало одного
глаза.
Такова была внешность людей, расположившихся вокруг хижины. Поселок
лежал в треугольной долине между двумя горами и рекой. Выйти из него можно
было только по крутой тропе, которая взбегала на вершину горы прямо против
хижины и теперь была озарена восходящей луной. Страждущая женщина,
наверно, видела со своей жесткой постели эту тропу - видела, как она
вьется серебряной нитью и исчезает среди звезд.
Костер из сухих сосновых веток помог людям разговориться. Мало-помалу к
ним вернулось их обычное легкомыслие. Предлагались и охотно принимались
пари относительно исхода событий. Три против пяти, что Сэл "выкарабкается"
и что даже ребенок останется жив; заключались и дополнительные пари -
относительно пола и цвета кожи ожидаемого пришельца. В разгаре оживленных
споров в группе, сидевшей поближе к дверям, послышалось восклицание,
остальные замолчали и насторожились. Пронзительный жалобный крик, какого в
Ревущем Стане еще не слышали, прорезал стоны качающихся на ветру сосен,
торопливое журчание реки и потрескивание костра. Сосны перестали стонать,
река смолкла, костер затих. Словно вся природа замерла и тоже
насторожилась.
Все как один вскочили на ноги. Кто-то предложил взорвать бочонок с
порохом, но остальные вняли голосу благоразумия, и дело ограничилось
несколькими выстрелами из револьверов, ибо вследствие ли несовершенства
местной хирургии или каких-либо других причин жизнь черокийки Сэл быстро
угасала. Прошел час, и она как бы поднялась по неровной тропе к звездам и
навсегда покинула Ревущий Стан с его грехом и позором.
Вряд ли эта весть могла сама по себе хоть сколько-нибудь взволновать
поселок, но о судьбе ребенка он задумался. "Выживет ли?" - спросили у
Стампи. Ответ последовал неуверенный. Единственным в поселке существом
одного пола с черокийкой Сэл, вдобавок тоже ставшим матерью, была ослица.
Кое-кто высказывал сомнения, годится ли она, но все же решили попробовать.
Это было, пожалуй, вернее, чем древний опыт с Ромулом и Ремом, и,
по-видимому, могло сулить не меньший успех.
После обсуждения подробностей, занявшего еще час, дверь отворилась, и
любопытствующие мужчины, выстроившись в очередь, гуськом стали входить в
хижину. Рядом с низкой койкой или скамьей, на которой под одеялом резко
проступали очертания тела матери, стоял сосновый стол. На столе был
поставлен свечной ящик, и в нем, закутанный в ярко-красную фланель, лежал