"Гарри Гаррисон. Да здраствует трансатлантический тунель! Ура! [АИ]" - читать интересную книгу автора

ответить отрицательным жестом. Близилась, несомненно, вершина его карьеры
- если только он сможет на эту вершину подняться. Да, он сможет, у него не
было никаких сомнений на этот счет - как не было у него сомнений ни разу с
той минуты, когда он, в последний раз покидая Маунт-Вернон, на прощание
помахал рукой матери и сестре, стоявшим в дверях обыкновенного
провинциального дома, их родового гнезда. Тот дом был построен в тени
заросших плющом развалин старого особняка, сожженного когда-то толпой
сторонников тори. Огастин в то время был уже инженером, он окончил
Массачусетский технологический, добившись первого места в группе, несмотря
на печать бесчестья, лежавшую на его имени, а возможно, как раз благодаря
ей. Чем больше приходилось ему выдерживать кулачных боев в темноте и
безмолвии помещений за общими спальнями, тем яснее становилось понимание
того, что куда более тяжкой будет борьба за право быть впереди, быть
лучшим, используя и кулаки, и ум, чтобы восстановить честь своего имени.
После окончания он отслужил короткий обязательный срок в Территориальном
инженерном корпусе - без СПОРовских "СПОР - служба подготовки офицеров
резерва, специальная организация при Министерстве обороны." дотаций он
нипочем бы не окончил колледж - и там с замирающим от счастья сердцем
впервые ощутил вкус работы в поле. На западных границах, за которыми
простирались испанские колонии, постоянно происходили стычки, и власти в
Нью-Йорке решили, что там нужна стратегическая железнодорожная магистраль.
В тот главный год он промерил трассу через непроницаемые Скалистые горы и
много работал в туннелях, пробиваемых в неподатливых скалах. Этот опыт
перевернул его жизнь; с тех пор он точно знал, чего хочет. Наряду с
лучшими выпускниками разбросанных по империи бесчисленных школ он держал в
Эдинбургском университете экзамен на престижную стипендию Джорджа
Стефенсона и победил. Прием должен был автоматически ввести его в высшие
сферы великой инженерной фирмы Брэсси-Бранела; произошло и это. Эдинбург
был прекрасен, несмотря на едва заметные презрительные усмешки
одноклассников-англичан по поводу его колониального происхождения, а
возможно, именно благодаря им. Впервые в жизни он оказался среди людей,
для которых его имя ничем не было отягощено; вряд ли стоило думать, что
они будут помнить детали всех мелких баталий, происходивших на задворках
империи за последние четыре сотни лет. Вашингтон был не более чем еще
одним уроженцем колоний, таким же, как индусы, могавки, бирманцы, ацтеки и
многие другие, и он наслаждался этой своей затерянностью.
Его восхождение было недолгим и быстрым, и сейчас перед ним была
вершина. Следовало бы опасаться падения в случае, если новые полномочия
окажутся ему не по плечу. Но нет! Он знал, что в силах управиться со
строительством и повести американскую часть туннеля с тем же успехом, с
каким он вел британскую. И, понимая, что он не финансист, он знал тем не
менее, как говорить с денежными тузами, как объяснять им, что станется с
их вкладами и насколько выгодны эти вклады окажутся для них самих. Он
рассчитывал в основном на деньги вигов - хотя не исключал возможности
того, что у тори жадность перевесит политическую нетерпимость и они
постараются примкнуть к победителям, когда увидят, что их соперники быстро
приближаются к финансовому успеху.
Самым важным здесь было то, что все это могло подействовать на нечто
еще более важное. В глубине души он вынашивал страстное желание, о котором
не говорил никому и никогда, - вернуть семье доброе имя. Никому и никогда