"Гарри Гаррисон. Да здраствует трансатлантический тунель! Ура! [АИ]" - читать интересную книгу автора

выставку золотых зубов, и, едва гости вошли, напористо заиграл "Оставь
свои печали". Вашингтон послал ему пинтовую кружку пива, затем поднял свою
и осушил едва ли не одним глотком. Тем временем поезд с удивительной
плавностью заскользил вперед; Вашингтон и Дригг не сразу заметили, что они
уже в пути.
Пока кружки сменяли одна другую, пока тянулись купание и
переодевание, путешествие подошло к концу - чуть ли не прежде, чем
Вашингтон это понял. Пустоту платформы Паддингтонского вокзала нарушал
только дожидавшийся их прибытия восемнадцатифутовый шестидверный
"Роллс-ройс", сверкающий черным лаком. Ливрейный лакей придержал дверцу, а
когда Вашингтон и Дригг расположились внутри, подсел к шоферу, и они
понеслись снова. Обогнули Гайд-парк, взлетели на Конститьюшн-Хилл,
миновали Букингемский дворец - судя по сверканию всех окон, там шел то ли
бал, то ли торжественный прием; буквально через несколько минут
остановились у Трансатлантик-Хауса, резиденции компании на Пэлл-Мэлл.
Главный вход был открыт, и Дригг без единого слова повел Вашингтона к
лифту и затем наверх, в библиотеку. Некоторое время они стояли там в
тишине, среди сафьяна и темного дерева, а когда швейцар закрыл наружную
дверь, Дригг коснулся скрытой кнопки на одной из книжных полок. Целая
секция отворилась, словно дверь, и Дригг указал в проем.
- Его Светлость ожидает вас в личном кабинете. Он полагает
целесообразным обменяться с вами несколькими словами наедине, прежде чем
вы предстанете перед правлением. Если предстанете.
Вашингтон шагнул вперед. Потайная дверь закрылась за ним, а впереди
открылась другая.
Маркиз, сидя за столом, что-то писал и поначалу не поднимал глаз. Его
изысканный кабинет был до предела насыщен блеском серебра и латуни и
подавлял рядами семейных портретов. За спиною маркиза большое эркерное
окно с раздвинутыми шторами открывало взгляду сент-джеймский парк и башню
Биг Бен, видневшуюся поодаль. Часы на башне торжественно ударили один раз,
и тогда маркиз отложил перо и жестом пригласил Вашингтона сесть.
- Дело весьма срочное, - сказал он, - иначе я никогда не позволил бы
себе оторвать вас от работы столь бесцеремонным образом.
- Я понял это по тону вашего послания. Но вы не написали, в чем это
дело заключается.
- Мы перейдем к этому чуть позже. Но я пригласил вас сюда поговорить
один на один по вопросу, который, за отсутствием лучшего термина, можно
назвать личным.
Его Светлости, казалось, было не по себе. Он сцепил пальцы перед
собой, потом уронил на стол; потер мощную челюсть жестом, столь
характерным для его рода, затем обернулся к окну; после этого повернулся к
Вашингтону снова.
- Об этом трудно говорить, капитан Вашингтон, дело связано с нашими
семьями. Всем известно, кто были наши предки, а ведь могут отыскаться
недоброжелатели.., не берусь утверждать, но вы же понимаете...
Вашингтон понимал и отчасти испытывал то же замешательство, что и
маркиз. С этим грузом на душе он прожил всю жизнь, а потому считал за
лучшее бесстрастно принимать факты, как они есть. Чем хранить их, как
горькую тайну, было наверняка лучше, чтобы про них знали все.
- Что прошло, то прошло, - сказала он. - Первый маркиз Корнуоллис