"Роберт Харрис. Enigma " - читать интересную книгу автора

не шьют...
Она проходит мимо окна, и он чувствует, что она заметила его взгляд. Он
смотрит на часы, захлопывает крышку и, подняв глаза, видит, как она входит в
его купе. Все места заняты. Она в нерешительности останавливается. Он
встает, уступая место. Благодарно улыбнувшись, она жестом показывает, что
рядом достаточно места. Он, кивнув, с трудом втискивается на сиденье.
По всему поезду захлопываются двери, раздается свисток, и состав,
потряхивая, трогается. На платформе размытые фигуры прощально машут руками.
Так тесно, что не пошевельнуться. До войны такой близости не потерпели
бы, но теперь, во время бесконечных трудных поездок, мужчин и женщин
постоянно швыряет друг на друга, часто в буквальном смысле. Ее бедро
притиснуто к его так плотно, что он ощущает твердые мышцы и кость. Плечо
тоже прижалось к его плечу. Ноги касаются ног. Чулок, шурша, трется о его
икру. Он чувствует тепло ее тела, вдыхает запах ее духов.
Глядя мимо нее, он делает вид, что рассматривает проплывающие за окном
уродливые дома. Она намного моложе, чем показалось сначала. В профиль ее
лицо не из тех, что принято называть хорошенькими, однако оно привлекает
твердыми энергичными чертами - он подумал, что к ее лицу подходит
определение "благородное". Собранные сзади очень светлые волосы. Когда он
пробует пошевельнуться, его локоть трется о ее грудь и ему кажется, что он
сейчас помрет от смущения. Он без конца извиняется, но она, похоже, не
замечает. У нее в руках номер газеты "Таймс", многократно сложенный, чтобы
удобнее держать.
Купе набито до отказа. Солдаты разлеглись на полу и забили коридор.
Обняв вещмешок, будто возлюбленную, на багажной полке спит капрал
королевских военно-воздушных сил. Кто-то начинает похрапывать. В воздухе
стоит терпкий запах дешевых сигарет и немытых тел. Но постепенно для Джерихо
все это исчезает. Когда они касаются друг друга, его кожу обжигает огнем.
Икры болят от напряжения, от невозможности подвинуться ближе или
отстраниться.
Ему хочется узнать, далеко ли она едет. Каждый раз, когда они
останавливаются на одном из полустанков, он боится, что она сейчас выйдет.
Но нет: она не отводит глаз от своего газетного квадратика. Скучные,
однообразные окраины северного Лондона уступают место монотонным сельским
пейзажам, однокрасочным в сумерках декабрьского полудня: мерзлые луга без
скотины, голые деревья, разбросанные темные полосы живых изгородей, пустые
тропинки, крошечные деревушки с дымящимися трубами, бросающиеся в глаза, как
мазки сажи на белом фоне.
Проходит час. Они проехали Лейтон-Баззард, до Блетчли пять минут, когда
она вдруг выпалила:
- Немецкий город отчасти по-французски не в согласии с Хамельном.
Он не уверен, что правильно ее расслышал или что ее слова вообще
относились к нему.
- Извините?
- Немецкий город отчасти по-французски не в согласии с Хамельном, -
повторяет она, словно недоумку. - Семь по вертикали. Восемь букв.
- Ах, вот что, - отвечает он. - Ратисбон.
- Как вы угадали? Не думаю, чтобы когда-нибудь слышала. - Она
оборачивается к нему. Крупные черты лица - острый нос, большой рот, - но его
притягивают глаза. Они серые - холодного серого цвета, без намека на