"Харитон. Повесть о любви Херея и Каллирои (Греческий роман) " - читать интересную книгу автора

окажется для нас неопасным. Погребальные дары предлагаю я оставить На месте,
Каллирою же вернуть мужу ее и ее отцу: скажем им, что, по нашему рыболовному
делу причалив к берегу в здешней окрестности, мы услышали голос и из
человеколюбия вскрыли могилу, чтобы спасти ту, которая в ней была заперта. А
женщину, давайте, заставим нам присягнуть, что все это она подтвердит.
Сделает она это охотно в благодарность оказавшим ей благодеяние людям,
которым она обязана своим спасением. Подумайте, какой радостью наполним мы
Сицилию! Сколько получим наград! И, в то же время, мы совершим поступок
честный перед людьми и святой перед богами.
Еще не кончил он своей речи, как другой уже возразил ему:
- Неразумно и не ко времени приглашаешь ты нас сейчас философствовать!
Или обворовывание могил сделало нас честными? Неужели же нам жалеть ту,
которую и собственный муж не пожалел, а убил? Жалеть ее потому, что она нас
ничем не обидела? Да, но она жесточайшим образом нас обидит! Прежде всего,
если мы ее отдадим ее родным, то еще неизвестно, какого мнения будут они о
случившемся: невероятно, чтобы та причина, по которой будто бы мы к могиле
причалили, не показалась им подозрительной. Но пусть даже, нам в
благодарность, освободят нас от наказания родственники этой женщины: все
равно, власти, да и сам народ не помилует грабителей могил, разъезжающих с
грузом, который их изобличает. Скажет, пожалуй, иной: продажа женщины для
нас выгоднее, потому что ее красота найдет себе цену. Но и это для нас
опасно. Золото не имеет голоса, и серебро не скажет, откуда мы взяли его: о
золоте и о серебре можно сочинить тот или иной рассказ. Но кто сможет
спрятать груз, у которого есть глаза и уши и есть язык? К тому же она такой
нечеловеческой красоты, что нам с нею не укрыться. Или будем мы уверять, что
она рабыня? Да кто же, взглянув на нее, этому поверит? Итак, здесь же,
давайте, убьем ее, чтобы не возить нам с собой собственного нашего
обвинителя.
Многие поддерживали первое предложение, многие же второе. Но Ферон не
поставил ни того, ни другого на голосование.
- Ты, - сказал он, - подводишь нас под опасность, а ты лишаешь нас
барыша. По мне же лучше продать женщину, чем ее терять: ведь пока будет она
продаваться, будет она из страха молчать, а после своей продажи пускай она
обвиняет нас, когда нас на месте уже не будет. Да и жизнь ведем мы не
безопасную. Но входите в лодку. Отчалим. Уже близится утро.


11


Выйдя в открытое море, судно быстро неслось вперед. Ни волны, ни ветер
не служили ему помехой, потому что ди на нем никуда определенно не
направлялись, и любой ветер, дувший с кормы, казался для них попутным. Ферон
ободрял Каллирою, стараясь ее обмануть всякими вымыслами, но случившееся с
ней она понимала и чувствовала, что спасена она для других. Однако она
делала вид, будто ничего она не замечает и верит: она боялась, как бы они ее
не убили, если бы стала она высказывать им недовольство. Объявив, что она не
переносит моря, и накрывшись с головой платком, стала так говорить про себя
она, плача: "В этом самом море разбито было тобою, отец, триста афинских
кораблей, а дочь твою малый похитил челн, и никакой мне помощи ты не