"Ширл Хенке. Упрямица" - читать интересную книгу автора

собой тяжелую дубовую дверь.
Он тут же представил себе, как комната после его ухода превратилась в
темный склеп и как донья София лежит, неподвижная, на кровати, словно в
гробу, и требует у Бога покарать нечестивцев - и супруга своего, и
непутевого сына.
Будто подхваченный порывом ветра, Лусеро устремился в свои покои, но на
пути ему попалась сгорбленная иссохшая фигурка, чья серебряная седая тонзура
светилась даже в темноте, как нимб вокруг облысевшего черепа. Черная одежда
священника сливалась с царящим в коридоре мраком, и казалось, что голова
сама по себе плывет по воздуху отдельно от тела.
- Вашим неожиданным появлением, падре Сальвадор, вы могли бы напугать
любого праведника, а не то что меня, грешного. Что заставило вас блуждать
здесь в темноте? Ждете ли вы мгновения, когда моя матушка расстанется с
жизнью, и желаете спасти ее от когтей адских гарпий, что, по-моему, вам не
удастся? Или мое возвращение лишило вас покоя, и вы приготовили бич Божий,
чтобы отхлестать меня?
Белесые, словно ледник, сползающий с гор, глаза священника уставились
на дона Лусеро. Ярость, сжигающая падре, не могла растопить этот с годами
накопившийся лед.
- Я должен был догадаться, что никакое пребывание вне дома не исправит
твой характер. Ты остался таким же бесчувственным и грубым, каким был
раньше, дон Лусеро Альварадо.
- Надеюсь, Господь позволит мне остаться таковым до самой кончины, -
мрачно усмехнулся хозяин поместья.
- Твой отец уже расплатился за свои прегрешения. Теперь его судит иной,
Высший Суд. Твоя мать тоже скоро предстанет перед ним...
Было очевидно, что, по мнению падре Сальвадора, обоим родителям дона
Лусеро уготовано место в аду.
- Ты мог бы облегчить ее кончину, выказав ей сочувствие и исполнив
некоторые ее желания. Это твой христианский долг, - сказал падре.
- Нечего болтать о Христе, которого я распинал много раз в церквах всех
сожженных мною деревень, верных хуаристам. Но о сочувствии к матери,
произведшей меня на свет и возненавидевшей свое дитя еще до зачатия, я не
хочу слышать. Я был малым ребенком, когда впервые понял...
- Я помню того малого ребенка... - прервал его отец Сальвадор. - Тот
ребенок украл из церкви весь запас священного вина и явился на занятия в
воскресной школе пьяным...
Собеседник падре не помнил этого эпизода из своего раннего детства, но
напоминание о нем развеселило его:
- Это тогда я запустил в твою голову молитвенником?
- Это произошло спустя две недели, - печально произнес падре. - Я был
вынужден наказать тебя...
- Да, конечно, помню. Ты схватил меня за горло и тыкал лицом в какую-то
вонючую медную чашу...
- В которую бедные прихожане клали заработанные тяжким трудом монеты, а
ты их выкрал...
- То же самое сделал наш император Максимилиан, а до этого его
покровитель - император французов Наполеон Третий.
- И ты выступаешь на стороне подлого чужеземца?
- А чем ты, бескорыстный святоша, набьешь свое тощее брюхо, если