"Петер Хандке. Детская история (Тетралогия-3)" - читать интересную книгу автора

побежал за ним вслед, но звать не стал, а пошел на некотором отдалении.
Ребенок идет все время прямо и прямо, не разбирая дороги. Между ними то и
дело возникают люди, выгуливающие собак, одна из которых на бегу задела
ребенка и тот упал. Ребенок сразу поднимается на ноги и, не глядя на собаку,
шагает дальше. На берегу ручейка, в котором почти нет течения и который весь
засыпан почерневшими листьями, пристроились индюк и индюшка. Сделав дело,
индюк отвалился и поковылял куда-то, но через несколько шагов запнулся и
повалился на землю. Ребенок продолжает идти дальше; он даже не
оборачивается, не смотрит по сторонам и, кажется, совсем не устал, хотя
обычно довольно скоро начинает ныть. Они пересекают, сохраняя прежнее
расстояние, небольшой пойменный луг, на котором уже чувствуется ветер с
реки. (Много позже ребенок расскажет взрослому, что при слове "пойма" он
представляет себе "рай".) Здесь, под опавшими листьями, попадается много
гнилых деревяшек, и ребенок то и дело спотыкается о них, но продолжает
двигаться выбранным курсом. В парке множество людей, но все они, похоже,
идут совсем другими путями; с трибун ипподрома, находящегося неподалеку,
доносится подзадоривающий крик перед последней, финишной прямой. Взрослому
кажется, будто оба они превратились в сказочных великанов, касающихся
головами верхушек деревьев и совершенно невидимых окружающим: они волшебные
существа, которые представлялись ему на протяжении всей его жизни реальными
силами, бытующими среди доступных человеческому восприятию фактов - за ними,
над ними, повсюду. При виде реки ребенок останавливается и складывает руки
за спиной. Рядом, на берегу, сидит другой взрослый с другим ребенком, словно
их заместители или двойники; оба едят мороженое; и вода в реке течет вдоль
сверкающих шариков мороженого и плавных линий шей, на которых играют ее
блики. Чуть дальше полузатонувшие деревянные купальни. По ту сторону реки, к
западу, густо застроенная гряда холмов, вдоль которой мелькают беспрерывно
оранжево-бело-фиолетовые ленты пригородных поездов. Серебрится закатное
небо, и в пустоте далекого пространства кружатся стайкой осенние листья и
пролетает подброшенная ветром целая ветка. Кусты внизу, на берегу, колышутся
в чудесном согласии с короткими детскими волосами на переднем плане.
Свидетель молит в том, чтобы представшая перед ним картина осенилась
благодатью, но сам при этом сохраняет трезвость мысли. Он знает, что в
каждом мистическом мгновении заключен общий закон, форму которого надлежит
еще выявить, ибо только при наличии подобающей ему формы этот закон обретает
силу, как знает он и то, что вообразить себе последовательность форм такого
мгновения есть самое трудное из всех человеческих дел. - Он позвал ребенка,
который, нисколько не удивившись, обернулся к нему, словно этот взрослый был
приданным ему личным телохранителем.

Во все это время общение между ним и женой было в лучшем случае
деловым, в мыслях же они оба существовали всего лишь как "этот" и "эта".
Прежде, когда он наблюдал на расстоянии за ее деятельностью, или во время
путешествий, или даже когда они бывали в хорошем ресторане, от нее всегда
исходило сияние недоступности, благодаря которому эта женщина представилась
мужчине сначала желанным совершенством; только в этом сиянии он мог смотреть
на нее как на "свою жену", и за него же он, как никакой другой избранник на
земле, дарил ее потом благодарным поклонением. Теперь, с появлением
маленького ребенка, он соприкасался с ней в основном только в стесненных
пределах домашнего быта, где ему постепенно стал безразличен ее вид, а скоро