"Петер Хандке. Детская история (Тетралогия-3)" - читать интересную книгу автора

мелким улочкам с их резкой сменой тишины и оглушительного шума, сумрака и
тусклого блеска, мелкого дождичка и снова суши (океан недалеко). По дороге
нужно пересечь длинный мост, под ним, далеко внизу, железнодорожные пути,
сотни рельс, идущих от расположенного неподалеку крупного вокзала и уходящих
вглубь широкой, полной воздуха просеки, туда, где между двумя обрывистыми
берегами домов запечатлелась дугообразная линия горизонта, словно
предваряющая со всем этим кружением, бурлением, прибывающими и убывающими
поездами дальнего следования находящуюся за ней Атлантику. В процессе
ежедневного повторения этого пути ребенок перестал быть просто ношей, он
превратился в часть тела несущего, а сквер Батиньоль стал за эти вечера той
географической точкой, которая одним своим названием соотносилась у
взрослого с неизбывным моментом присутствия ребенка.
Одним весенним вечером он видит ребенка там - внутри идеального
воплощения "там наверху" - у песочницы. Ребенок играет вместе с другими
детьми, приблизительно того же возраста, которые, как и он, еще не умеют
ходить. Атмосфера сумерек, создающаяся и листвой над детьми; мягкий,
прозрачный воздух, высветляющий отдельные лица и руки. Он наклоняется к
фигурке в красной одежде. Его узнают, и, хотя ему не улыбаются, он чувствует
исходящее от этого существа сияние. Ребенок не без удовольствия находится
среди других, но все же относит себя к нему и уже давно его поджидает.
Сейчас взрослый еще более отчетливо, чем тогда, в день рождения, прозревает
сквозь детские черты просветленный, всезнающий лик и, глядя в эти спокойные
глаза без возраста, ловит короткий взгляд, обещающий вечную дружбу; хочется
отойти в сторонку и заплакать.
Позже, весной, ребенок сидел один на карусели, взобравшись на лошадь.
Площадка по краям словно выбелена пеной и потому напоминает морской утес -
только что кончился дождь. Круг дернулся и поехал, ребенок, на непривычном
удалении от взрослого, взглянул на него и тут же весь ушел в кружение, от
которого ему уже не оторваться. Мужчина вспомнил потом в связи с этим один
момент из собственного детства, когда ему вдруг почудилось, что его мать,
хотя они и находились оба в одной и той же маленькой комнате, удалилась от
него на невыносимое, душераздирающее расстояние: как может эта женщина там
быть кем-нибудь иным, чем я тут? Взгляд на карусель с самозабвенно
кружащейся фигуркой фиксирует теперь соответствующую противоположность:
приданное взрослому существо предстает впервые как нечто совершенно
самостоятельное и не зависящее от стоящей там родительской единицы, - такую
свободу можно только поддержать! Разделяющее их пространство даже как будто
наполняется победным ликованием, и мужчина видит себя и маленького всадника
образцовой группой, в честь которой взвивается с оглушительным шумом
искусственный каскад в сквере за спиной. Так появилась возможность желать,
но вместе с нею и осознание ограниченности срока действия, что было само по
себе болезненно, но не так, как прежде, когда невозможность помыслить
разъединяющую разность воспринималась невыносимой мукой.
Следующей осенью, когда ребенок уже научился ходить, они довольно часто
ездили вдвоем за город. Ребенок смирно сидел в вагоне метро, глядя перед
собой темными глазами и всякий раз зажмуриваясь, когда поезд въезжал на
станцию. Однажды теплым октябрьским днем взрослый лежал на лужайке лесопарка
с редкими деревьями, ловя краем глаза ребенка, который воспринимался как
ближнее цветовое пятно. В какой-то момент пятно вдруг исчезло и не
вернулось. Он посмотрел и увидел, что ребенок углубился в лес. Он вскочил и